Миланский вокзал - Якопо Де Микелис

схватил большой нож и на волне музыки, достигшей своего неистового пароксизма, возобновил танцы, имитируя удары по воображаемым противникам. Несколько раз провел лезвием по своему телу, нанося длинные кровавые порезы.

Только в конце записи, когда барабаны внезапно смолкли и он повернулся в мою сторону, я осознала истинную природу того, чему была свидетелем. Потрясенная и охваченная ужасом, я не понимала, что это и есть тот самый отвратительный ритуал, которому суждено было закончиться моим жертвоприношением.

Это было настолько абсурдно, что я с трудом могла в это поверить, даже когда Призрак приближался ко мне, капая на пол кровью, потом и желтой мазью. «Все кончено, теперь он разорвет меня на части, – думала я. – Никто и ничто не сможет спасти меня». Видя, как он остановился передо мной и поднял свой нож, я захотела, чтобы он поторопился и все закончилось как можно скорее. Я закрыла глаза, желая лишь того, чтобы мне не было слишком больно.

Звездочка-звезда,

Ночь уже так близко,

В комнате моей темно,

Я боюсь до дрожи.

Услышав стихи, которые произносил слабый, дрожащий голос, я не сразу поняла, что он исходит из моего горла. До сих пор не могу сказать, как у меня возникла эта мысль и где я нашла силу духа, чтобы воплотить ее в жизнь. Очевидно, мой инстинкт выживания нанес удар из какого-то отдаленного уголка бессознательного.

Я наполовину прикрыла веки. Призрак все еще был там, неподвижный, с поднятой рукой. Я продолжала петь с еще большей убежденностью, стараясь делать это в самых сладких, самых убедительных тонах, на которые была способна.

Наверху, на крыше, – совы,

Монстры под кроватью

Клацают зубами.

Спать мне так страшно…

Призрак задрожал с головы до ног. Его лицо подергивалось. Внутри него как будто снова началась борьба между двумя сущностями, претендовавшими на господство над его телом.

Постепенно черты его лица расслабились, взгляд утратил свою пустую неподвижность. Детский стишок успокаивал его.

Но знаю, рядом с мамой

Страшно мне не будет…

Призрак медленно опустил руку и уронил нож на землю. Затем подошел и лег рядом со мной, положив голову на мои ноги.

Я протянула руку и провела ею по его волосам, не переставая петь.

* * *

В полумраке святилища удушливая атмосфера и вихрь разноцветных бликов, проецируемых на занавес осколками стекла, подвешенными в воздухе, снова вызвали у Меццанотте чувство дезориентации и тревоги.

Жрица ждала их, сидя на том же диване, что и в прошлый раз. Здесь же находились несколько женщин в белых платьях, сидевших на полу скрестив ноги. Та, что сопровождала их, сразу же направилась к ним. В одном углу выделялся огромный силуэт питона Дэна, который спал, свернувшись кольцами.

– Поздравляю с победой, Генерал, – сказала Маман своим глубоким, хрипловатым голосом. – Воду направляют твои шаги и делают твою руку твердой. Мы должны будем принести им соответствующие жертвы.

– На этот раз нам удалось отбиться, но угроза все еще висит над нами, – возразил старик, а затем добавил, указывая на Меццанотте: – В любом случае, если б не он, то, скорее всего, меня сейчас здесь не было бы.

Женщина повернулась к Рикардо. Отблески пламени в жаровне плясали на изуродованной половине ее лица, создавая еще более сильный контраст между пурпурными и фиолетовыми оттенками покрытой шрамами плоти и эбеновой кожей. Направив на инспектора свой единственный здоровый глаз, она снова уставилась на него тем пронзительным взглядом, который, казалось, способен пробурить человека, выведать у него даже самые скрытые и невысказанные секреты. Закончив экзамен, жрица довольно кивнула.

– В итоге ты поступил правильно.

Рикардо не мог сдержать дрожь. Почему, черт возьми, у него создалось впечатление, что эта женщина прекрасно знает, что он собирался сделать за мгновение до того, как выстрелить в парня в маске?

– А как насчет другого вопроса, Маман? – вмешался Генерал.

– Картина все еще слишком неопределенная и туманная, духи не указывают четкий путь вперед. Просить вмешательства Мами Вата означало бы привести ее в конфликт с волей Коку, а натравливать двух воду друг на друга может быть опасно. Результаты будут непредсказуемыми.

– Маман, времени больше нет. Мы должны действовать, пока безумие Адама не нанесло непоправимый ущерб, – настаивал на своем Генерал.

– Не Адама, я тебе уже говорила, а Коку, – возразила жрица с ноткой раздражения в голосе. – Тело Адама теперь лишь перчатка, в которую просунулась божественная рука, прогнав человека.

Старик не сдавался.

– Как бы то ни было, его нужно немедленно остановить.

– А что, если он прав? – горячо воскликнула жрица. – Что, если правильным выбором будет сражаться? Кровь за кровь…

– Это было бы неразумно и неосмотрительно – по крайней мере до тех пор, пока мы не знаем, с кем имеем дело. Нельзя вступать в войну, не понимая, каковы шансы на победу в ней. Сначала мы должны выяснить, кто наши враги, – это жизненно важная задача, которой я смогу посвятить все свои силы, как только мы решим проблему Адама.

Женщина сделала паузу, чтобы обдумать этот вопрос. Когда она заговорила, стало ясно, что Генерал сумел умерить ее воинственные инстинкты.

– Да будет так. Я буду ходатайствовать перед Матерью Вод, умолять ее вмешаться от нашего имени.

Нужно было лишь кивнуть женщинам в белых одеждах, чтобы они начали действовать. Пока две из них помогали Маман поднять с кушетки ее распухшее и бесформенное тело, еще одна взяла с алтаря вазу, украшенную ракушками, и поставила ее в центр расстеленного на полу коврика. Четвертая, выйдя из палатки, вскоре вернулась, держа за ноги квохчущую белую курицу.

Не совсем понимая, что происходит, Меццанотте повернулся к Генералу, чтобы спросить у него разъяснений, но тот взглядом приказал ему молчать.

Жрица и четыре женщины сели в круг вокруг вазы. Они хором вполголоса произносили какие-то заклинания на неизвестном ему языке, сопровождавшиеся звяканьем колокольчика.

В какой-то момент, не прерывая обряд, Маман взяла в руки нож. С его помощью она перерезала горло курице, которую держала одна из ее помощниц. Кровь, хлынувшая из раны, потекла в сосуд.

После того как курица истекла кровью, песнопения прекратились, и одна из женщин встала, чтобы принести дощечку, покрытую слоем очень мелкого песка. Она положила ее перед жрицей и тщательно разгладила лопаточкой. Маман достала из полотняного мешочка несколько мелких ракушек и, покачав их в ладонях, высыпала на дощечку. Затем внимательно изучила их расположение и стала чертить пальцем на песке