Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова - Борис Кипнис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тексте есть странное структурное противоречие: первая и вторая фразы, описывая тактические построения против регулярного противника и турок, рекомендуют построение либо в линию против первых, либо каре против вторых. В первом случае кратко и выразительно сказано: «Колонн нет»[1575]. Во втором при известных обстоятельствах рекомендованы колонны на флангах, но тут же серьезная оговорка: «Но в том до сего нужды не бывало» [1576]. И вдруг он пишет о французах, воюющих колоннами, и предлагает применить против них же колонны. Но ведь французская армия тоже регулярная, а выше было сказано, что против таких – линией. Создается впечатление, что последние три фразы – более поздняя вставка, возможно, относящаяся к 1796 г.
Наконец, есть приказ генерал-поручика Г. С. Волконского от 23 октября 1796 г. о необходимости «поновительно» обучать войска по требованию дежурного генерала суворовского штаба Н. Д. Арсеньева от 14 октября этого же года на основании приказа № 782 от 11 марта «с приложением правил вахт-парада»[1577]. Речь идет о «Науке побеждать». То есть обучение началось весной 1796 г., когда разговоров о походе на Рейн еще не было. Следовательно, этот знаменитый документ тогда уже существовал, а значит, написан был ранее, то есть, вполне возможно, летом либо осенью 1795 г. как итог прошедших лагерных учений, позволивших окончательно отредактировать текст инструкции от 22 августа 1794 г. Таково, во всяком случае, наше мнение о времени написания «Науки побеждать» и ее редактирования автором.
Значение же этого сочинения Суворова для тактического обучения русских войск и их нравственного воспитания неоценимо и не подверглось девальвации по сей день.
Между тем императрица не оставляла его своими щедротами: 18 августа 1795 г. последовал ее указ о награждении полководца за взятие Праги, сдачу Варшавы и скорейшее завершение войны:
«…всемилостивейше пожаловали мы ему в вечное и потомственное владение из поступивших в казну нашу в Литовской губернии из економии Бржестской, бывшей в числе королевских столовых имений, ключ Кобринский с прочими ключами, фольварками и селениями, в коих по представленной нам ведомости показано шесть тысяч девятьсот двадцать две души мужеского пола, с принадлежащими к ним землями, угодиями и всею хозяйственною в оных наличностию, повелевая Сенату нашему, предписав, куда следует, об отдаче всего того ему, графу Суворову-Рымникскому, заготовить к подписанию нашему жалованную нашу грамоту…»[1578]
Итак, Суворов стал очень богат. Но обратите внимание, из какого источника почерпнуто это пожалование: королевские имения, поступившие в императорскую казну. Это означает, что земли, приносившие доход польской королевской семье, перешли в собственность российской императрицы, а между тем король Польши Станислав-Август еще не отказался от трона, хотя и не по своей воле находился в Гродно. Столь свободное распоряжение королевскими поместьями может означать только одно: судьба польского государства и его короны уже решена. И действительно: 13 октября 1795 г. Пруссия, Австрийская империя и Россия подписали договор о третьем и последнем разделе Речи Посполитой. Казалось, что самое имя Польши похоронено вместе с павшими защитниками Праги.
Из писем полководца видно, что он, воюя с повстанцами, вовсе не думал, что это приведет к уничтожению польской независимости. Во всяком случае, до нас не дошло никакой оценки совершенного им в октябре 1795 г.
Зато сохранился словесный портрет Суворова, рисующий нам человека и полководца, находящегося в зените славы. Его оставил нам французский эмигрант, более 30 лет прослуживший в русской армии, граф де Ланжерон. В русской армии он служил с мая 1790 г., за отличие в боях со шведами был удостоен ордена Св. Георгия 4-го класса. Осенью того же года Ланжерон был уже на Дунае и отличился при штурме Измаила, с 30 июля 1795 г. служил в Малороссийском гренадерском полку. Таким образом, граф знал Суворова лично и наблюдал его вблизи. Этим его свидетельство нам интересно, тем более это оценка француза, человека образованного и не склонного славословить русскому полководцу. Записи были сделаны в 1797 г.:
«Суворов – среднего роста, сгорбленный, покрытый морщинами и худощавый; его костюм и образ жизни в одинаковой степени цыничны[1579]. Благодаря труду, неутомимости и привычке, он приобрел себе необыкновенную выносливость. Суворов обедает в 7 часов утра, затем спит, ест еще в 5 часов [1580], снова спит и большую часть ночи проводит на ногах. Кусок черного хлеба, какая-нибудь сушеная рыба, подаваемая на деревянных блюдах, разставленных на земле, на скатерти, вокруг которой гости распологаются лежа на траве, – вот кушанья, которыми Суворов угощал под Измаилом офицеров, удостаиваемых чести обедать с ним[1581]. С тех пор как его произвели в фельдмаршалы, он предлагает стол и стулья, но не заказывает лучших блюд. Величайшая честь, которую Суворов может оказать своим гостям, состоит в посылке им тарелки каши (гречневой), которую ставят перед ним и которую он берет и разминает пальцами. Его лакеем часто бывает вестовой казак, который иногда служит ему и поваром и конюхом»[1582].
Как видим, бытовая непритязательность героя, вышедшая из стремления усвоить привычки солдат, чтобы глубже постигнуть их дух и мысли, стала теперь неотъемлемой частью образа жизни полководца. Конечно, она поражала, до известной степени шокируя воспитанного в духе дворянства французского офицера. Посмотрим, как наблюдатель описывает характер русского гения:
«Фельдмаршал Суворов один из самых необыкновенных людей своего века. Он родился с геройскими качествами, необыкновенным умом и с ловкостью, превосходящей, быть может, и его способности и ум. Суворов обладает самыми обширными познаниями, энергическим, никогда не изменяющим себе характером и чрезмерным честолюбием[1583]. Это великий полководец и великий политик, несмотря на сумасбродства, которые он себе позволяет»[1584].