Живи и давай жить другим - Хендрик Грун

Боюсь, я стану одним из тех наших за границей, что запасают арахисовое масло, лакрицу, пряники и мраморную говядину.

– Похоронщика, готового обойти закон, не сыщешь, Артур. – Йост озабоченно посмотрел на меня.

Я испугался, ведь это перечеркивало мои планы.

– Но, к счастью, я изловчился и нашел-таки одного, – продолжил Йост с широкой улыбкой. – Назовем его для начала мистер П. От слова «погребение».

– Мистер К. От слова «кремация», так будет точнее, – предложил Ваутер.

Мы единогласно одобрили его предложение.

Отвергнув мое прежнее желание быть погребенным, мы решили, что лучше меня кремировать. Кремация сильно затруднит возможное расследование. Вероятно, Афре покажется странным это неожиданное изменение конечного пункта моего последнего пути, поэтому я должен в ближайшее время и как бы невзначай упомянуть о нем.

Йост навел справки среди своей широкой клиентуры и вышел на клиента, чей компаньон владел похоронным бюро.

– Когда-то я помог ему в пустяковом дельце. Вероятно, он согласится аккуратно обойти закон об оказании похоронных услуг, но, конечно, если мы раскошелимся. Ну да, он довольно скользкий тип, но у нас нет выбора, – сказал Йост.

Через две недели он побеседует с мистером К. и все с ним обсудит.

– И как мы конкретно организуем кончину? – весело спросил Ваутер.

Поразительно, с каким энтузиазмом двое моих друзей ухватились за мою кончину. Она им и впрямь нравится. Они, конечно, будут сожалеть о моем отсутствии на поле для гольфа, но от всей души желают мне красивой и беззаботной новой жизни. А в порядке компенсации предвкушают, что я организую им недельку-другую гольф-туризма в Тоскану. Минимум два раза в год, all inclusive[16].

Мне нужно держать ухо востро. Вчера поздно вечером я с интересом смотрел Rai uno, первый канал итальянского ТВ, когда Афра встала с постели, чтобы приготовить себе стакан горячего молока, так как не могла уснуть. Если вы убеждены, что молоко помогает от бессонницы, то оно помогает. Я не слышал, как Афра вошла, она была в тапочках. Не знаю, долго ли она стояла в дверях у меня за спиной, слушая, как я повторяю вслед за телевизором случайные итальянские слова.

– Что это ты делаешь, Артур?

Я чуть не свалился с дивана.

– Что-то здесь нечисто, – прибавила она.

– Разве я намусорил? – Я не сумел придумать другого отвлекающего маневра.

– Нет, я про нечистую совесть.

Я промямлил что-то вроде «роскошный язык», но Афра уже удалилась к себе наверх. В последние годы мы прилагаем все меньше усилий, чтобы понять друг друга. Честность вынуждает меня признать, что я начал первым, а Афра через некоторое время без лишних колебаний последовала моему примеру.

Афра ложится спать рано, потому что спит плохо и к вечеру устает.

«Так устаю, что сон не идет», – сообщает она почти каждый день.

Я ложусь поздно, потому что сплю плохо. И с тех пор как принял решение проложить себе новый путь, путь в Тоскану, не стал засыпать быстрее. Стоит мне лечь в кровать, как в голове возникает сумятица планов, сценариев и идей. Время от времени рука или нога Афры довершает эту сумятицу. А когда я в конце концов все-таки засыпаю, то разговариваю во сне. Я до смерти боюсь, что выдам себя, брякну: «Нет, Афье, я слишком занят. Мне надо организовать свои похороны». Или что-то в этом духе. Такой сон не дает расслабиться.

Мне приходится постоянно быть настороже, ведь, когда я спросил у Афры, не говорю ли я во сне больше прежнего, она сердито отрезала:

– Что? Боишься сказать гадость?

– Нет, дорогая, просто боюсь тебя разбудить.

– Ну, вчера ночью ты и впрямь что-то бормотал, но я не разобрала ни слова. Было похоже на испанский язык или вроде того.

Очевидно, мне еще нужно поработать над своим итальянским произношением.

Наша жизнь выглядела бы совсем иначе, если бы у нас были дети. Мне так хотелось иметь детей. Артуру тоже, я думаю. Хотя он о своих чувствах помалкивает.

Три года мы изо всех сил старались в постели, но ничего не получилось. Причина в том, что я, вероятно, бесплодна.

Как бы я была счастлива, если бы моя дочка каталась во дворе на трехколесном велосипеде или мой сынок гонял по двору мяч.

Но детей у меня нет. И даже собаки нет.

Я изо всех сил стараюсь не показывать свою неприязнь к семилетней соседской девочке. Завидую семейству с четырьмя детьми, которое живет на нашей улице, и ничего не могу с собой поделать. Это сильнее меня.

Артур, похоже, не слишком переживает, что не стал отцом. Я и на него злюсь. За то, что одна из-за этого страдаю.

Жалость к себе – плохой советчик.

Кому не хочется знать, как пройдут его собственные похороны? Думаю, это хоть немного интересно каждому, кроме разве тех, кто видит все в черном свете.

Много ли будет народу? Прозвучат ли красивые речи? Кто зарыдает? Закажут ли твои близкие изящное объявление и красивые цветы? Или затолкают тебя в дешевый ящик из плохонькой фанеры? Подадут ли кофе с кексом или раскупорят шампанское?

Уйма вопросов, мало ответов. Некоторые люди заранее подробнейшим образом сами намечают программу своих похорон, но большинство предпочитает прятать голову в песок, пока их останки не окажутся под землей. Пусть родственники соображают.

Я не раз представлял себе, что стою на кладбище и со стороны наблюдаю, как опускают в землю мой гроб.

Случалось также, что, сидя за рабочим столом, я вдруг задумывался над своим маскарадом после достопамятного дня.

– Нервничаешь? Думаешь о том, что будет дальше? – сочувственно спросила моя коллега Марике, когда я в очередной раз устремил взор в пустоту.

– Э-э-э… что-то вроде того, – ответил я.

– Плохо, конечно, что придется с этим кончать.

– С чем? – вздрогнул я.

– Я имею в виду – с работой.

– О да, плохо, твоя правда. И трудно.

Последнее время, разговаривая с кем-нибудь, я каждый раз думаю: а вдруг он что-то знает?

Я решил в ближайшие месяцы посетить как можно больше похорон. Конечно, не совсем незнакомых людей, это было бы слишком. Хотя… вряд ли кто подойдет ко мне и спросит: «Что вы здесь делаете?» Разве что народу будет совсем уж мало. В любом случае я вызову смутное воспоминание о шапочном знакомстве или сойду за дальнего родственника покойного. Через несколько дней хоронят старую тетку Афры. Я сказал Афре, что с удовольствием пойду на похороны. Она посмотрела на меня с изумлением: