Моя жизнь с Евдокией - Людмила Старцева

Дуся сидела в сторонке, почтительно наблюдая за моими манипуляциями.

— А если печка погаснет — сказала она — вон у нас сколько дров, разожжем еще.

Я вспомнила, как мучительно мне по утрам, босой и сонной, добывать огонь из остывшей за ночь печки. Видимо, это воспоминание отразилось на моем лице, потому что Евдокия поспешно добавила:

— Хотя — чего ей гаснуть, горит себе и горит. И Анфиса там рядом, крикнет нам если что.

«Если что» все же не случилось. Когда мы вернулись в дом, наша печка все так же уютно потрескивала, Анфиса крепко спала, а хватит ли нам дров, я так и не поняла.

— Ты больше не сердишься? — спросила Дуся.

— Сосиску будешь? — спросила я.

*****

Почуяв приближение весны, картошка, которую мы заготовили с осени, стала стремительно прорастать.

— Нет — сказала я ей — еще рано.

Достала из кладовой ящики с ожившими клубнями, села на веранде и принялась обламывать бледные ростки. Рядом крутится Анфиса, осторожно трогая лапкой валяющихся на полу странных червячков. Сонечка, чтобы лучше видеть, залезла повыше — на подоконник. Она внимательно смотрит, как я расправляюсь с картошкой. Потом спрашивает:

— А ей не больно?

Неожиданный, надо сказать, вопрос.

— Не знаю — говорю я честно. — Вообще-то, к картошке не применяют такую штуку, как «больно-не больно». Ее режут, крошат, бросают в кипяток, кладут на раскаленную сковородку, не интересуясь, что она при этом чувствует. Молчит — и ладно. Но мне кажется, раз у картошки нет нервной системы, то у нее ничего не болит, что бы с ней ни делали.

— Ой — сказала Анфиса — а у меня сплошные нервы. На что ни наступят — всё больно. Наша неповоротливая Дуся мне уже всю нервную систему оттоптала.

— Она же нечаянно — заступилась за Евдокию Соня. — Она у нас хорошая — улыбнулась мне Сонечка. — А ты мне подаришь один росточек?

— Возьми, пожалуйста. Только зачем он тебе?

— Я посажу его в землю, он вырастет и будет у меня свой картофельный куст.

— Нет, Соня, из такого росточка ничего не вырастет. Да и не доживет он до того времени, когда земля согреется и можно будет садить в нее всякое разное. Я подарю тебе целую картофелину. Когда солнышко станет жарким, когда на нашей яблоне появятся цветочки, ты зароешь свою картофелинку в огороде, будешь ее поливать, беречь от сорняков и у тебя вырастет большой и красивый куст.

Соня слезла с подоконника и полезла в ящик — выбирать себе подарок.

— А ты? — спросила я Анфису. — Ты тоже хочешь вырастить картошку?

— Вот еще — фыркнула Фиска — больно надо в земле копаться, лапы пачкать. Но картофелину ты мне все же подари, пригодится.

И она тоже полезла в ящик за подарком. И, конечно же, выбрала самый большой клубень. Я очистила его от ростков и положила в отдельную коробочку.

— Ты подпиши коробку, чтобы все видели, что это моя картошка — нервничала собственница. — И спрячь куда-нибудь подальше. Но так, чтобы я знала — куда, и не нервничала.

А Соня в это время пригрелась в ящике и уснула, сидя в картошке, так и не успев выбрать подарок.

Анфиса хотела еще поговорить о себе и о своих нервах, но тут наши мирные картофельные посиделки были прерваны ворвавшейся с улицы Евдокией.

— Обедать! — энергично закричала Дуся с порога. — Что вы роетесь в этой дурацкой картошке? Обедать пора!

А никто и не возражал. Идея была принята на «ура» и мы все потянулись на кухню.

*****

Зимой село выглядит, как необитаемый остров: пустые улицы, ватная тишина, и только запах дыма говорит о том, что где-то здесь, за заборами и ставнями, обитают живые существа. Но как только приходит весна, как только яркое солнце согреет землю, все, что скрывалось от зимнего холода в домах, хлевах, сараях и будках, с лаем, мычанием, блеянием, квохтанием и гоготанием высыпает на первую травку.

Как хорошо сидеть на лавке под окном, опершись спиной о теплую стену дома и сладко жмурясь от золотистого света. Анфиса полезла было ко мне на колени, но через пять минут сказала — жарко. И свалилась под лавку, в тенечек.

Соседские гуси щиплют траву возле нашего забора.

— Эй, вы! — кричит на них Дуся, высунувшись из калитки по уши. — Вы же чужое добро жуете, ни стыда, ни совести, гады вы косолапые!

— Га! — говорят гуси. — Гляньте на эту гаву городскую. Без году неделя в селе, а уже голосит, как гыцелка цепная.

— Я счаз выйду! — надрывается Евдокия, пытаясь протиснуться между прутьями. — Счаз выйду и мы посмотрим, кто тут гыцелка.

На шум подтягиваются куры от соседей с другой стороны. Им тоже обещано выйти и сказать, кто они такие на самом деле. Куры заинтригованы, стоят по колено в пыли, ждут.

Мощность звука и накал эмоций с нашей стороны, достигнув немыслимых высот, внезапно прерывается. Дуся бежит к колонке, хрипя, как раненый боец, «пить!», выпивает полведра воды и возвращается к покинутой ею аудитории.

А там уже совсем не та ситуация, что прежде. Гуси перешли улицу и лежат в тени у своего забора. Кур забрал петух, увел на вечернюю перекличку. Тихо стало в селе. Улица длинная, выстланная солнечным светом, безлюдная, нет никого. Только Дусин нос торчит из калитки, в ожидании новых посягателей на частную собственность.

Я хожу по саду, освещенному розовым закатным светом, с радостью отмечаю, что все мои деревца благополучно пережили зиму. И что можно уже убирать солому, которой были укрыты приствольные круги. Скоро сад проснется, покроется нежным зеленым пухом, потом — бело-розовым цветом, а еще потом — я буду пересчитывать мои первые вишенки и яблочки.

Мы пережили эту зиму, нашу первую сельскую зиму, мы выжили, выстояли — думаю я с гордостью, глядя на беззаботно валяющуюся в траве Евдокию, на бегущую за неповоротливым шмелем Васю, на спорящих о чем-то под лавкой Соню с Анфисой.

— Вы бы кур завели — говорит мне сердобольная соседка. — Или козу. Что ж у вас — никакого хозяйства?

— Мы подумаем — отвечаю я, и подмигиваю улыбающейся мне из сада Дусе.

*****

Сегодня сажали картошку. Евдокия взяла на себя стратегию, мне досталась тактика. Вернее, нетактика.

— Ты не так копаешь — говорит Дуся. — Лопату держишь криво, поэтому ямки у тебя косые получаются.

— Ну и что? — возражаю я, с трудом разгибая спину. — Картошке все равно, в какой ямке лежать.

— В косой ямке вырастет косая картошка — уверенно заявляет мой стратег.

— Ну и пусть косая. Она же от этого не перестанет быть картошкой — вяло отбрехиваюсь я.

— Ты не так кладешь нашу картошечку в нашу земельку. Что ж ты ее бросаешь? Нужно класть осторожно, нежно. А то будет потом у нас урожай с отбитыми боками — волнуется Евдокия.