Моя жизнь с Евдокией - Людмила Старцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как ямщик — машинально поправила я. — Дусечка, а давай мы сядем сзади, у меня есть сосиска, ты будешь ее нюхать, глядишь, как-нибудь доедем.
Молча перебросила пакеты на переднее кресло, села сзади, Евдокию положила поперек себя, засунув ее голову под куртку. Туда же засунула сосиску.
Дядя Юра дважды открывал и закрывал рот, но, видимо, сообразив, что желающих кататься за такие деньги он вряд ли более найдет, не стал комментировать нашу рокировку.
Поехали. Через пять минут Дуся всунулась из-под куртки с вопросом — нет ли у нас еще нюхательных сосисок?
— Есть еще одна — говорю — но не стоит рисковать, тебя и так тошнит. Нюхать — нюхай, а есть — не дам.
Водитель, наблюдавший нас в зеркальце, не выдержал, обернулся прямо на ходу:
— Дорогая?
— Кто? — не поняла я.
— Порода, говорю, дорогая?
Я прижала к себе страдальческое Дусино лицо:
— Очень. Очень дорогая.
— То-то, я смотрю, ты с ней возишься. Была бы беспородная, не тряслась бы так над собакой.
А еще через 15 минут мы приехали. Дуся вывалилась из машины и помчалась по знакомой улице, обнюхивая знакомые углы, и присаживаясь пописать каждые пять метров.
Я расплатилась с шофером, и пошла было догонять Евдокию. Но дядя Юра достал ручку и бумажку:
— Скажи, что за порода, я запишу, сыну хочу подарить.
— Ду… Дульсинея Тобосская. Только вы вряд ли найдете. Она одна такая. Другой такой на всем белом свете нет.
*****
К счастью, ничего серьезного у меня не нашли. Легкие, которые я подозревала в страшном, оказались выше всяческих похвал. Знакомый доктор сказал, что можно, конечно, ударить по мне антибиотиками, но лучшего лекаря, чем время, еще никто не придумал. А чтобы я не сотрясала дом залпами кашля, и чтобы совесть его была чиста, доктор выписал таблетки, название которых я забыла сразу же, как только за мной закрылась дверь кабинета.
Мы с Дусей так обрадовались результатам обследований, что назад решили ехать на такси. Красивая серебристая машинка, легкой птицей неслась над загородной трассой. И Евдокия уже не кричала, что ее тошнит, а обсуждала с водителем достоинства импортных рессор. И до дома мы добрались в два раза быстрее. Раздали кошкам городские гостинцы, поужинали и завалились спать.
А зима, между тем, подходила к концу. Но, не дождавшись весны, посреди февраля Вася захотела любви. Большой и светлой. Она не стала ждать, пока принц на белом коне прискачет к нам в дом, а по дворам, по долам, по заборам — пошла искать суженого. И — как в воду канула. Ее не было день, другой, третий…
— Что-то Васьки долго нет — волновалась Евдокия.
— У меня тоже душа не на месте. Это тебе не городские прогулки, в селе собаки лихие, да и люди кошек не особенно празднуют — отзывалась я.
— Только бы вернулась, уж мы ее отпразднуем, так отпразднуем — вздыхала Дуся.
Василиса явилась на четвертые сутки.
— А я замуж вышла — заявила она с порога.
— Поздравляю — сказала я. — И кто у нас муж?
— Да там один — неопределенно махнула лапой Васька. — Ты его не знаешь.
— Ясно. Жить здесь будете или у мужа?
— У нас гостевой брак — пояснила Василиса. — Каждый живет на своей территории, и ходит к другому в гости.
— Так. А гостевые котята на какой территории будут воспитываться?
— Ой — стыдливо опустила очи Вася — об этом еще рано думать.
— Об этом никогда не рано думать. Не было бы поздно. Иди ешь, и ложись спать — сказала я и пошла за дровами.
А у ворот стояла Дуся и строила глазки какому-то лохматому обормоту. Завидев меня, обормот наскоро распрощался с подругой и потрусил вдоль улицы.
— Правда — красивый? — спросила Евдокия, умильно глядя обормоту вслед.
— Даже думать не смей! — грозно сказала я.
— Чего это? — огрызнулась Дуся. — Ваське, значит, можно, а мне — нет?
— Господи, за что мне такое наказание — расстроилась я, и пошла в дом, забыв про дрова.
На подоконнике сидели Соня с Анфисой: Соня смотрелась в мое зеркальце, а Фиска учила ее щурить глаза так «чтобы лицо было привлекательным». Я в сердцах шуганула кошек, забрала у них зеркало, мимоходом заглянула в него, сощурила глаза и стала похожа на злого китайца.
А под вечер проснулась Вася, наскоро умылась и канула в ночь. Глядя ей вслед, стояла я на пороге, и казалось, что вот сейчас из сада мне навстречу выйдет весна. Крупные звезды густо усеяли темно-синее небо. Месяц удивленно выгнул бровь, глядя, как по снегу куда-то бежит, улыбаясь, кошка. С крыши капало.
— Дверь закрой — сказала у меня за спиной Дуся. — Весь дом выстудили со своей любовью.
*****
Все же есть пророк в своем отечестве. И не один. В моем доме их четверо, и все они предсказывают весну.
— Чую, чую — говорит Вася и, задрав хвост, убегает на свидание.
Интеллигентная тихушница Соня, всегда во всем и со всеми согласная, подтверждает:
— Да-да, что-то такое чувствуется в атмосфэре.
Самолюбивая индивидуалистка Анфиса, у которой обо всем имеется собственное мнение, заявляет:
— Ничего не чувствую, но весна будет.
Евдокия, озадаченная такими заявлениями, выходит на крыльцо и водит носом по ветру:
— Дымом пахнет из нашей трубы — говорит она. — А у соседей картошку жарят. А весна будет, а как же. В прошлом году тоже так было: зима, снег, мороз, потом вдруг кошки засуетились, потом у соседей что-то жарили, а потом раз — и весна.
Я скептически отношусь ко всякого рода пророчествам, поэтому лезу насчет весны в интернет. А там — черт ногу сломит в этой их виртуальной «атмосфэре». То плюс пять, то минус пятнадцать. Не знаю, что там чует наша Василиса, но я чую, что зима не скоро нас покинет. Соседи еще не раз пожарят картошку, прежде чем Евдокия обнаружит на крыльце весну.
А раз так, следует сходить в сарай и устроить ревизию дровяных запасов. Не хотелось бы, просидев всю зиму в тепле, бездарно замерзнуть в марте.
— Дусь — говорю главной пророчице, — я пошла дрова пересчитывать, а ты присмотри за печкой, вдруг вздумает погаснуть — зови меня.
— Я с тобой — говорит Евдокия — а за печкой пусть Анфиса присматривает, она у нас любит все контролировать и всеми командовать.
— Я сплю — сказала Анфиса — сами контролируйте свою печь.
— Какие вы все! — в сердцах хлопнула я дверью и пошла в сарай, чувствуя, как сзади виновато сопит Дуся.
Дрова, сложенные аккуратной поленницей, закончились. Остались дрова, сваленные в углу беспорядочной кучей. С виду — куча большая, но, поди знай, как скоро она иссякнет. Я походила вокруг кучи, повздыхала, подобрала брошенные еще с осени огородные перчатки.