Зеленые холмы Калифорнии - Екатерина Вильмонт

– Ты не понимаешь, я же их бросила… И ради чего? Какмне им в глаза смотреть? Стаська, по-моему, меня вообще ненавидит…

– Так уж и ненавидит! Она же вот согласилась приехать ктебе на свадьбу!

– Не произноси при мне этого слова! Я не выдержу!

– Все ты выдержишь, подруга! И забудь ради бога прозамужество! Кому оно в наше время нужно?

– Мне… я всю жизнь мечтала выйти замуж… быть женой…

– Видно, слишком сильно мечтала.

– Может быть… Алина, милая моя, скажи, что мне теперьделать? – взмолилась я в полном отчаянии.

Она посмотрела на меня с явным сочувствием, потом как-токриво усмехнулась и произнесла своим прокуренным голосом:

– Что делать? Насрать и посолить!

Странно, в последнее время мне часто снится Лёня. Раньше явидела его во сне очень редко, а теперь вдруг… Может быть, это он меня зовет,может, я скоро умру? Но мне еще рано, я хочу жить, я чувствую себя ещенестарой… Или эти сны связаны с идиотскими подозрениями, с цветами на могиле?Вряд ли… Недавно я вдруг решила поехать на кладбище, проверить. Цветов не было,женщин тоже. Мне стало легче, но… Или это страх перед полетом в Америку? Но яникогда не боялась летать, даже любила. Может, предчувствие авиакатастрофы? НоСтаська? Может, надо отменить все к чертям? Или попытаться обмануть судьбу ипоменять билеты? Ах да, эти билеты нельзя поменять, слишком дорого. Боже, чтоже будет? Почему при мысли о встрече с Адькой внутри все сжимается? Я так боюсьэтой встречи. Что-то она не звонит, хотя мы летим уже через пять дней.Наверное, закрутилась перед свадьбой. Столько хлопот… Только бы она наконецбыла счастлива, моя бедная глупая девочка. А Стаська просто невероятнопохорошела. Мы с ней все-таки купили ей новые тряпочки, довольно дорогие. И,разумеется, они ей к лицу. Подлецу все к лицу. А что может не идти красотке всемнадцать лет? Ариадна в этом возрасте была очаровательна, но совсемпо-другому. Они вообще мало похожи, мать и дочь. Ариадна маленькая, хрупкая,нежная, а Стаська высокая, сильная, спортивная. Почему-то я в последнее времястала побаиваться ее. Мне все кажется, что она вот-вот что-то выкинет. Но впоследний месяц все спокойно. Мы встретили Новый год на даче у Геры, как всегдамило, весело, по-семейному, и Стаська была само очарование. Брат сказал мненаутро:

– Знаешь, Лёка, по-моему, у Стаськи и вправду быликакие-то нелады с парнем, вот она и психовала. А сейчас, посмотри – прелестьчто такое. Наша прежняя чудная Стаська…

И я не могла с ним не согласиться. Но все-таки…

Возвращаясь вечером после эфира, я увидела, что наступеньках возле нашей квартиры сидит Марик, одноклассник Стаськи, умный,красивый и очень обаятельный мальчик из хорошей семьи.

– Марик, ты что здесь делаешь? – удивилась я.

Он вскочил.

– Здрасте, Леокадия Петровна.

– Ты чего здесь сидишь? Стаськи дома нет? –встревожилась я.

– Да нет, она дома. А я… в себя приходил. Извините, япойду.

– Погоди! Что значит в себя приходил? От чего?

– Да так, неважно, – пробормотал он, –передайте ей, что я больше никогда к ней не подойду. Никогда!

В голосе его прозвучали металлические нотки, совершенно емунесвойственные. И он кинулся вниз по лестнице. Ага, значит, она его обидела. Нуда ладно, разберутся.

Я вошла в квартиру.

– Стаська, я пришла!

Она вышла в прихожую. Вид у нее был невозмутимый.

– Привет, Лёка! Тебе звонил какой-то Иван Трефильев. Тыего знаешь?

– Знаю, это неинтересно. Слушай, а что у тебя сМариком?

– Насплетничал? – презрительно скривила губыСтаська.

– Нет, просто я его встретила, и он был какой-то оченьстранный.

– Он тебе ничего не сказал?

– Он просил передать, что больше никогда к тебе неподойдет.

– Ну и фиг с ним! Больно нужен!

– Вы поссорились?

– Лёка, у тебя своих забот нету? На фиг тебе о Марикебеспокоиться?

– Я не о Марике, я о тебе. Ты его чем-то обидела?

– Ну это как посмотреть! Если констатация факта можетчеловека обидеть, значит, человек полный идиот.

Я почуяла неладное.

– Какого факта?

– Ой, тебе не все равно?

– Нет, мне не все равно.

– Да ладно, это наши дела, разберемся, –пробормотала она, но уши у нее стали красные.

– Хорошо, не говори, но я позвоню сейчас Марику испрошу у него.

– Лёка, у тебя что, крышу снесло?

– Говори! Я требую!

– Я попросила его помочь по физике. А он, вместо тогочтобы решить задачку, начал мне объяснять, да так тягомотно, ужас! Я сказала,что, если не хочет нормально помочь, пусть проваливает…

– Ну и какой же ты факт констатировала?

– А я сказала, что он жидяра.

– Что? Что ты сказала? – я зашлась от бешенства.

– Что слышала. Пусть не нарывается.

Я подошла и отвесила ей оплеуху.

– Ты сдурела? – закричала она.

– Это ты сдурела! – И я ударила ее по другой щеке.Никогда за все годы я не била ее. И она совершенно обалдела.

– Так вот, теперь ты послушаешь меня! Сию минуту тыпозвонишь Марику и извинишься перед ним!

– Еще чего!

– Если ты этого не сделаешь, никакой Америки не будет!

– Будет! Куда ты денешься? За билеты денег не вернут.

– А мне плевать на деньги, если моя внучка ведет себякак… как последняя тварь. Гнусная, подзаборная тварь…

– Да ладно, небось вся уже трясешься, так и хочешь своюдоченьку обнять.

– Ничего, я еще потерплю! – И я достала из ящикастола билеты. – Не веришь, что я их порву?

Она побледнела.

– Не смей!

– Посмею, если ты не извинишься перед Мариком. Мне вмоем доме черносотенные настроения не нужны.

– И ты думаешь, что, если порвешь билеты, я станупай-девочкой? Я буду безумно любить этого занудливого жиденыша? Три ха-ха! Еслииз-за него я не поеду в Америку, вам всем небо с овчинку покажется! А теперьрви! Рви! Я посмотрю!

Ей-богу, я разорвала бы билеты, но в этот миг у меня словночто-то сжалось в груди, в глазах потемнело, ноги подкосились, и я едва нерухнула на пол, в последний момент удержавшись за стол. Я выронила билеты, аона как коршун кинулась и подхватила их. Это меня добило. И я сползла на пол.