Королевский тюльпан. Дилогия - Ива Лебедева

Приют я посещал, чтобы проведать сына народа — так теперь именовали наследника. Народ сверг тиранию, родителей уничтожил, ребенка усыновил. Чтобы тот не забыл об этой милости, специальный воспитатель, уполномоченный Советом, каждые полчаса приставал с вопросом: «Ты кто?». За правильный ответ — погладят по голове, если скажет свое имя — погладят плеткой.

Только, как я выяснил, это не очень помогало. Воспитатель был ленив, частенько засыпал в кресле и не замечал, как прочие дети относятся к своему безымянному другу. А они, в том числе и подростки, по-настоящему ему кланялись, иногда шепотом называли «ваше высочество». Говорили, что если он коснется больного места, то затянется даже старая язва. А еще шептались, что рядом с ним легче дышится.

Сирот не только воспитывали, но и учили. Я выяснил, что принц не просто грамотен — он то и дело поправляет педагогов, а еще знает множество старинных королевских легенд и песен. И конечно же, не забыл, кто он такой. Нет, если разбудить ночью, то назовет себя сыном народа. Но если во сне заворочается сам, то велит камердинеру Жерому или няньке Луизе открыть окно, принести воды, оседлать с утра пони для прогулки по бескрайнему саду. Пусть Жером погиб в тот же день, что король, а нянька стала дочерью Свободы, он продолжает повторять. Пони, конечно, не оседлают, но воды принесут. И личный воспитатель, как мне сообщили, уже перестал замахиваться плеткой.

Все это я узнавал не только в дворцовом приюте — слухи, гулявшие среди народа, обсуждались Советом. В том числе, что однажды в засохшей королевской оранжерее внезапно выросли несколько тюльпанов. Сын народа играл в ней, пел песни, выученные с колыбели, песни, бесполезные в других устах. Но когда их поет наследник — цветы вырастают.

И однажды блюститель Справедливости принес на заседание Совета набросок картинки, срисованный со стены дома: ребенок с маленькой короной на голове стоит среди выросших цветов.

— Это опасно, — сказал он. — И пора прекратить. Его нужно переселить в одну из башен.

— Как говорил прадед свергнутого тирана, самая надежная темница — могила, — ответил блюститель Добродетели. — Примем решение прямо сейчас.

— Это невозможно без блюстителя Мира, а он на границе и будет завтра, — сказал я.

— Проголосуем завтра, — согласился глава Совета. — Но к полудню здесь будут все и никто не заболеет.

Я взглянул в глаза блюстителя Добродетели. Понял, что решение им уже принято. Оставалось понять, что делать самому.

Решил зайти во дворец. Но узнал, что сироты заболели какой-то скоропостижной болезнью, в приюте объявлен карантин и его обеспечивает личная охрана блюстителя Добродетели.

* * * * *

Следующим утром мне предстояла самая непростая фехтовальная тренировка в жизни. Во-первых, долгая. Во-вторых, я убедил спарринг-партнера сражаться на двух клинках, а сам не надел ручной защиты. И в-третьих, самое трудное было подставить под его короткий клинок левую руку, чтобы он разрезал вену, не разрубив сухожилие. Когда прибежал цирюльник, из меня вытекло крови не меньше, чем вина в большом королевском кубке.

Потом была трудная, но успешная борьба с врачом, явившимся следом за цирюльником: «Сегодняшний Совет слишком важен, я не могу остаться дома». С охавшей супругой, как всегда, было проще. В итоге она удалилась, пообещав упасть в обморок не раньше, чем дойдет до спальни, а врач уговорил меня выпить горячий бальзам, предупредив, что он действует два часа, а потом наступает упадок сил.

В зал Совета я вошел бодро. После начала обсуждения встал с затянутой речью и, почувствовав, что зелье уже не действует, резко махнул рукой. Сразу понял, что достаточно — я падаю. Я еще был в сознании, чтобы расслышать врача, склонившегося надо мной: «Взгляните сами, это не притворство».

В сознание я пришел уже дома и узнал, что решение принято. Ночью постучался курьер Совета со словами, что сын народа скончался…

Прощание длилось день, каждый желающий мог подойти к гробику со стеклянной крышкой и разглядеть бывшего наследника престола с расстегнутой рубашкой и хорошо заметной татуировкой тюльпана. Я тоже поглядел и мне показалось, будто стебель чуть длинней, чем был у принца.

Еще меня обрадовало, что болезнь, поразившая приют, закончилась, карантин отменили и все дети живы. К сожалению, также я выяснил, что в тот самый вечер они заснули рано и спали непривычно беспробудным сном до позднего утра, так что никто не помнил, что происходило ночью.

Окончательно поправившись, я переоделся офицером стражи и посетил три остальных городских приюта, не жалея серебра. В третьем выяснилось, что в те дни там скончался чахоточный сирота. Его отнесли в скудельницу, хотели похоронить, но явился посланец Совета и велел передать тело медикам для исследований во имя народной науки.

— Вот она, сиротская доля, — заключил сторож, — и жизнь не сладость, и потом покоя нет…

Больше ничего узнать не удалось.

* * * * *

— Крошка, как ты думаешь, меня можно считать детоубийцей или нет?

Желтые глаза с укоризной взглянули на меня. Я было подумал, что она так и думает. Но понял причину: вспоминая и размышляя, я сломал четыре пера и ни одно не придвинул на край стола для захвата.

АЛИНА

— Еще чего придумала! Цветы, они от магии растут. А не от каких-то там… луковиц! — Старая Франсуаза возмущенно повертела головой и даже пальцем мне погрозила. — Придумала, на-тко! Луковицы… Еще скажи — навозом цветы удобрять аль соломой укрывать. Из-за какой канавы-то ты вылезла, девка, простых вещей не знаешь?

Я озадаченно нахмурилась, с трудом удержавшись от того, чтобы почесать в затылке. Потому что… потому что вот же она, у меня в руках. Самая обычная луковица тюльпана.

Мир, в который я попала, странен до невозможности. Нет, я читала про попаданок, так им всем повезло гораздо больше — обычно каждая получает стандартный набор из принцев-драконов-эльфов-вампиров и дальше приключается вокруг них в свое удовольствие.

А меня угораздило провалиться в первую французскую революцию с магически-ботаническим уклоном. Буквально! Всего один день в компании лепесточников дал мне гораздо больше информации, чем сутки у похитителей и в подземелье.

Малыш, которого я спасла, так толком и не пришел в себя — все спал и спал. Я уже всерьез забеспокоилась, но Луи и Франсуаза только пожали плечами и заявили, что ежели долго голодал малец, да еще и ни лепестка не нюхал — так и ничего удивительного. У нищих, бывает, по неделе мальцы дрыхнут, когда ни цветочка, ни бутончика засохшего. Для здоровья, конечно, не полезно. Но и не смертельно. Вот раздобудем ему хоть плохонький, но не совсем сухой цветок — и проснется.

Да, я уже усвоила, что в этом мире люди связаны с цветами гораздо сильнее, чем я привыкла, даже проработав три года в цветочном магазе. Жить без них не могут в буквальном смысле слова. Это уже не говоря о том, чтобы творить магию. Теперь, после того как свергли династию «угнетателей», а следом широкой косой прошлись и по аристократии, с магией вообще стало кисло и невесело.