Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е - Дмитрий Быков

— Откуда ты?

— Из театра. Нет ли у тебя «Азбуки коммунизма»?

Велярский расхохотался.

— Нету. А тебе зачем?

— Так. Хотела почитать.

— Роман с коммунистом, что ли?

Велярская не ответила. Прошла к себе.

Стрепетов подлетел к Соне.

— Здравствуйте, тов. Бауэр. Сандаров у себя?

— Его нет. Должен скоро быть.

— Разрешите подождать?

— Пожалуйста. Зайдите в кабинет.

— Мне одному скучно. Посидите со мной.

Соня улыбнулась.

— Пойдемте.

— Зачем вам Сандаров?

— Тут дельце одно есть.

— А я не могла бы его заменить? Все равно он без меня ничего не сделает.

— Конечно, могли бы, но…

— Что — но?

Стрепетов подсел ближе.

— Дело вот в чем. Есть у вас такой контрагент, «Производитель». Просил отсрочки — отказали. Теперь дела так запутались, что никакая отсрочка не поможет. Необходимо получить деньги. Но деньги можно получить, только сдавши работу, а работу невозможно окончить без денег. Понимаете, какой переплет?

— Ну?

— Значит, надо получить деньги за якобы сданную работу, выписать ассигновку без приемочных актов, по одним счетам. Вот и все.

— Вы с Сандаровым об этом говорили?

— Говорили.

— Ну и что ж он?

Стрепетов глянул в сторону.

— Согласен.

— Странно. Мне он ничего об этом не сказал. Обыкновенно я ему подготовляю ассигновки и проверяю все документы.

— Должно быть, не успел. Да здесь ничего такого нет. Работа будет же сдана, и можно подложить приемочные акты потом.

— Я понимаю.

Стрепетов сел совсем близко.

— Такая услуга не забывается. «Производитель» сумеет отблагодарить.

Соня отвернулась. Стрепетов встал и прошелся по комнате.

— Скажите, а Велярская имеет к этому какое-нибудь отношение?

Стрепетов круто повернулся.

— Велярская?… Почему вы спрашиваете?

— Она, кажется, жена одного из компаньонов?

— Да.

— И Сандаров с ней знаком?

— Не думаю. Но он безумно в нее влюблен и ей тоже очень нравится.

Соня встала.

— Простите. Меня ждут в секретариате.

Стрепетов посмотрел на часы.

— Пожалуй, и я пойду. Сандарова не дождешься. Да он мне теперь и не очень нужен.

Пожал Соне руку.

— Я надеюсь.

И вышел.

Звякнул телефон.

— Тов. Бауэр? Говорит Сандаров. Я буду через полчаса. Приготовьте бумаги на подпись. И не забудьте ассигновки — там, вероятно, накопилось много счетов.

Тумин заехал за Велярской на автомобиле.

— Почему закрытый?

— Погода дождливая.

Выехали за город.

— Ваша пропаганда начинает действовать, Тумин. Я прочла сегодня обе газеты — «Известия» и «Правду».

— Ну и как?

— Очень скучно.

Тумин бросился целовать ручки.

— Милая вы, очаровательная Нина Георгиевна.

— Ну это ничего не значит. Я твердо решила заниматься политикой и требую, чтобы вы достали мне всякие книжки.

Тумин стремительно обнял ее. Целовал в голову, в глаза, в плечи. Велярская отбивалась.

— Вы с ума сошли. Я вам про политику, про коммунизм, а вы меня целуете. Вы буржуй. Вы меня развращаете.

Хохотали оба. Тумин был вне себя.

— Это замечательно. Это моя величайшая победа на коммунистическом фронте. Это трофей.

— Подождите, Тумин. Рано торжествовать.

— Это не важно. Важно, что есть начало, что Нина Георгиевна Велярская сбита с позиции, что она заколебалась.

Велярская посмотрела ему в глаза.

— А вам это очень важно?

— Ужасно важно. Важней всего.

Велярская прижалась к нему и поцеловала в щеку.

— Милый вы человек.

Тумин схватил ее за руку.

— Вас, должно быть, удивляет, при чем тут коммунизм. Это очень трудно объяснить. Но поймите, мне невыносимо, когда коммунизм делается таким же делом, как торговать или служить в конторе. От десяти до четырех коммунист, а потом делай что хочешь. Для меня коммунизм — все. Где его нет, там пусто.

— Я только неясно понимаю, про что вы говорите, когда говорите «коммунизм». Про политику, про рабочих, что ли?

— Не только про политику, про рабочих — про все. Нет ничего такого, где коммунизм был бы ни при чем. Коммунизм — во всем.

— А книжки про все это есть?

— В том-то и дело, что книжек нет. Есть, да не про все.

— Это печально.

— Не в том суть. Вам бы только войти во вкус. Вы сами книжки напишете.

— Вы обо мне очень высокого мнения.

— Очень. Я считаю, что вы замечательная женщина и если войдете в работу, то развернетесь вовсю.

— Не спешите, Тумин. Вы как будто собираетесь меня уже в партию записывать.

— О нет! Это было бы чрезвычайно вредно и для вас, и для партии.

Велярская хитро сощурилась.

— Пока что вы будете моей партией? Так?

— Так точно.

Подъехали к дому.

— Когда же мы увидимся?

— Приходите в среду вечером ко мне. Муж уезжает в Питер. Я буду совершенно одна дома.

— Слушаюсь.

Велярская вошла в подъезд. Тумин подошел к автомобилю. Шофер открыл дверцы.

— Нет, не надо. Поезжайте в гараж и скажите там, что прождали меня зря, что я никуда не ездил.

Шофер кивнул головой и покатил.

Соня пошла с Тарком в столовую обедать.

— Вы были правы, тов. Тарк. Дело принимает печальный оборот.

— Какое дело?

— С Сандаровым.

— Сандаров — погибший человек. После нашего с ним разговора у меня не осталось никаких сомнений.

— Плохо то, что спекулянты начинают его использовать. Этот самый Стрепетов, о котором я вам говорила, проболтался мне вчистую, думая найти во мне сообщницу.