Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е - Дмитрий Быков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не мешало бы загодя запастись знакомствами в Ч. К., как ты думаешь?
— Ни черта! Выкрутимся.
Сандаров был дома. Лежал на диване, дремал.
Соня вошла; села за стол и молчала.
— Если ты хочешь говорить на тему о моей испорченности, то говори. Я этого разговора начинать не буду.
— Меня твоя испорченность мало трогает. Тем более что сам ты от себя в восторге. Мне хотелось бы только выяснить наши с тобой отношения.
— Какие отношения?
— Личные. Как-никак мы с тобой уже два года сожительствуем.
— И что же из этого следует?
— Ничего не следует. Но, по-видимому, что-то изменилось; и мне хочется знать: каковы будут наши отношения в дальнейшем?
— Мы ничем друг с другом не связаны. Мы коммунисты, не мещане; и никакие брачные драмы у нас, надеюсь, невозможны?
— Я не собираюсь разыгрывать драму.
— В чем же дело?
Соня вскочила и с силой стукнула кулаком по столу.
— Ты разговариваешь со мной как с девчонкой, которая до смерти надоела. Если я тебе не нужна — скажи. Сделай одолжение. Уйду и не заплáчу. А вола вертеть нечего.
— Соня!
— Ничего не Соня! А будь любезен говорить начистоту. Никакой супружеской верности я от тебя не требую. Но делить тов. Сандарова с какой-то там буржуазной шлюхой я тоже не намерена.
— Что? что? что такое?!
Сандаров вскочил с дивана. Соня швырнула ему в лицо исписанный листок.
Сандаров взглянул на него и стиснул зубы.
— Тов. Бауэр, не думаю, чтобы такие скандалы соответствовали правилам коммунистической морали. Я предлагаю временно прервать нашу связь. Надеюсь, вы не возражаете? Идите.
Соня выбежала из комнаты.
Сандаров скомкал листок и бросил на пол. Потом поднял, разгладил и положил в ящик письменного стола.
Стрепетов поймал Сандарова у остановки трамвая.
— А я тебя ищу. Едем к Велярским.
— Ты с ума сошел. С какой стати я поеду?
— Чудак! Нина Георгиевна — очаровательная женщина. Мне хочется вас свести.
— Ты ненормален.
— Почему? Нина Георгиевна — интереснейшая женщина. И к коммунистам относится очень мило. У нее был знакомый коммунист, который безумно ее любил.
— Кто такой?
— Пономарев какой-то. Армейский политрук.
— А где он теперь?
— Кажется, убит или умер от тифа, она сама точно не знает.
— Как ты сказал? Пономарев?
— Да. А ты его знаешь?
— Нет! Что-то не помню.
Стрепетов взял Сандарова под руку.
— Едем?
— Да отстань, пожалуйста. Не хочу я знакомиться с твоей Велярской.
— Она ж тебе понравилась?
— Что ж из этого?
Сандаров вскочил в трамвай. Стрепетов досадливо фыркнул.
— Черт с тобой. Не хочешь — не надо. У меня к тебе еще другие дела есть. Зайду к тебе завтра на службу.
Трамвай отошел. Стрепетов посмотрел вслед.
— Дурака валяет.
И пошел по бульвару.
Соня нашла Тарка в бюро ячейки.
— Я решила воспользоваться вашим предложением и поговорить с вами серьезно о Сандарове.
— А что случилось?
— Нет, все то же. Но вы сами знаете, это всегда начинается с мелочей.
— Правильно! Но все-таки конкретно: что вы имеете в виду?
— Во-первых, он совсем перестал заниматься делами.
— Ну, это не так страшно.
— Во-вторых, у него появилась мода ругать коммунистов.
— Это хуже.
— Потом он стал как-то легкомысленно разговаривать, франтить.
Тарк взглянул на Соню.
— Скажите, женщина здесь никакая не замешана?
Соня молчала.
— Вы простите, что я вас так спрашиваю.
Соня сжала руки.
— Хорошо. Я вам скажу. Здесь замешана женщина.
Тарк обрадовался.
— А! Вот видите. Кто такая? Вы ее знаете?
— Нет! Я ее не видела. Но знаю фамилию.
— Ну!
— Велярская.
Тарк высоко поднял брови.
— Велярская, Велярская. Позвольте.
Он вытащил из портфеля стопку бумаг.
— Конечно. Так и есть.
— Что такое?
— Велярский — наш контрагент. Один из владельцев конторы «Производитель». Это, должно быть, его жена.
Тарк заходил по комнате.
— Это может очень печально кончиться.
Соня повернулась к нему.
— Я забыла сказать. К нему последнее время часто ходит какой-то Стрепетов. Спекулянт явный.
Тарк близко подошел к Соне.
— Необходимо последить за Сандаровым. Он может здорово влететь. Держите меня в курсе дела.
Соня молча кивнула головой.
Когда она ушла, Тарк покрутил головой и взялся за телефонную трубку.
— Николай! Это ты? Приходи сейчас ко мне в бюро. Я расскажу тебе пикантную историю.
Велярская лежала на кушетке и читала.
Вошел муж. Поцеловал ручку.
— Я сегодня ужасно разозлилась на твоего Стрепетова. Нахальный мальчишка и дурак.
— Что случилось?
— У вас, видите ли, какие-то дела в Главстрое, а я очень нравлюсь какому-то Сандарову, который в Главстрое. И вот я должна познакомиться с этим Сандаровым, что это очень важно для тебя, но и мне будет приятно, потому что Сандаров очень интересный.
— Какая ерунда!
— Я на него накричала. Сказала, что он мерзавец, и выгнала вон.
— Правильно.
— Прошу тебя к нам его больше не звать. Еще не хватало, чтобы я впутывалась в ваши дела.
— Да я его не уполномачивал с тобой об этом разговаривать.
— Я уже не знаю, кто кого уполномачивал, но мне это в высшей степени противно.
— Ну, ну! Не так страшно. Никто тебя не неволит. Но если бы было необходимо, ты, думаю, не отказалась бы сделать это для меня.
Вошла горничная.