Кто придет на «Мариине» - Игорь Бондаренко

— Так я пошел. — Видер выбрался из кабины и, слегка переваливаясь в теплых унтах и меховом комбинезоне, направился к ангарам.

Енихе залез в кабину, еще раз осмотрелся. Он волновался. Количество часов, которое он в свое время налетал на «мессершмитте», было достаточным. И провозные полеты ему помогли. Но вдруг он не сможет почему-либо поднять самолет в воздух? В летном училище Енихе считался способным пилотом, о нем говорили, что он полетит даже на этажерке. Он действительно хорошо чувствовал машины, моторы. И все-таки…

Небо было на редкость ясным. Прозрачные перистые облака лежали на нем, как легкая ретушь, и голубизна его была мягкой, глубокой.

Отто запустил двигатель. Весь корпус самолета затрясся мелкой дрожью, когда он прибавил газ. Никаких перебоев, посторонних шумов в работе двигателя не слышалось. Енихе запросил разрешения на взлет.

— Взлет разрешаю, — отозвалось в наушниках.

Сбавив газ и отпустив тормоза, Енихе вновь передвинул сектор газа вперед, и самолет тронулся с места, выруливая на взлетную полосу. Мотор был мощным. Енихе вспомнил совет Видера: «Не стесняйся, сынок, покрепче работай рулем управления. Жми левой, а то не удержишь эту «керосинку» на взлетной полосе».

Самолет замер перед стартом. Последний взгляд на доску приборов — и вперед. Мотор зарокотал, быстро переходя на более высокие тона, и зеркало залива стремительно побежало на плексигласовый фонарь. Всем своим существом Отто почувствовал момент, когда колеса оторвались от земли, и слегка потянул на себя ручку набора высоты. «Мессершмитт» поднял нос и устремился в холодное небо.

Высота 1000 метров… 1500. Отто нажал на педаль. Управление было легким — гидроусилители помогали мускульной силе летчика.

Енихе снял шлемофон и рукавом вытер пот. Пока все шло нормально. Он повел самолет в сторону моря — зона полета была большая, — так как хотел там, вдали от глаз, сделать несколько фигур высшего пилотажа, почувствовать машину до конца, а если она поведет себя норовисто, никто этого не увидит.

Море было тихим, и внизу отчетливо прорисовывался пароход. Отто спустился ниже и различил на корме шведский флаг. К сожалению, это был не «Стокгольм», а то бы помахал Кристе крыльями. Он стал высчитывать дни, когда она приедет: не терпелось поскорее увидеть ее.

Самолет удалился от берега, и узкая полоска его уже терялась вдали. «Пора», — решил Отто. И неожиданно подумал: «А помахивают ли крыльями в знак приветствия немецкие летчики, как это делают русские?» Он как-то не задумывался раньше над этим.

Он слегка потянул ручку на себя и нажал на педаль, одновременно передвинул сектор газа — мотор взревел.

Выполняя фигуры высшего пилотажа, Енихе стремился соблюдать почерк немецких летчиков.

Самолет слушался Отто. Правда, некоторые фигуры были сделаны еще не чисто, но впереди было две недели.

С этой высоты в туманной дымке виднелся шведский берег, берег нейтральной страны, где нет гестапо, лагерей, фюреров, где нет войны и есть кусочек советской земли — посольство СССР…

На днях после обеда Отто прилег в гостиной на кушетку и уснул. Ему приснился сон, будто гитлеровцы ведут его на расстрел. Он стал вырываться и страшно ругаться. Его растолкала Ирена — она стояла над ним, и глаза ее выражали удивление. Отто приподнялся:

— Что случилось?

— Вы кричали во сне, бранились.

— Бранился?

— О! Вы бранились по-русски.

Отто потер рукой лоб, пригладил волосы.

— Да, у русских крепкие ругательства…

С ним никогда подобного не случалось. Недели две после этого случая он жил в таком нервном напряжении, на пределе, как в первые дни своего пребывания в роли Отто Енихе…

Отто подал штурвал, и самолет на крутом вираже развернулся в сторону Варнемюнде.

Через двадцать минут полета уже были хорошо различимы его дома, а вскоре показались и цехи «Мариине».

* * *

Последующие дни Отто по нескольку часов в день проводил в воздухе. Теперь он испытывал также бомбардировщики «Хейнкель-177».

Ему сообщили частоты радиостанций соседних аэродромов на случай вынужденной посадки, и он передал их в Центр через служителя Мариенкирхе.

В воскресенье вечером ему позвонил Еккерман и сказал, что ждет его завтра у ангара номер один: после доводки и некоторых конструктивных изменений будет опробоваться жидкостно-реактивный двигатель.

В Зону Енихе приехал пораньше, когда еще там не было ни Еккермана, ни Видера. Около самолета Х-209 возились механики и ведущий инженер.

«Дьявол» стоял около ангара и издавал пронзительный, резкий свист: его заправляли горючим.

Люди, работающие около самолета, были одеты в специальные белые комбинезоны. На головах у них возвышались шлемы со стеклянными щитками. Эта одежда делала их громоздкими и неповоротливыми.

Шланги и топливопроводы, которые шли от заправочной специальной машины, покрывались инеем.

Жидкий кислород поступал в бак медленно, так как он проходил через несколько фильтров. Малейшая примесь, грязь, попавшая в бак, могли вызвать взрыв, гибель машины и обслуживающих ее людей. Поэтому все здесь было обставлено как при сложной хирургической операции, и белое одеяние работающих только подчеркивало это сходство.

Без пяти девять на аэродром приехали Видер и Еккерман.

Видер был в жестком блестящем комбинезоне, делавшем его похожим на робота. Этот комбинезон должен был предохранить летчика, если ему придется оставить машину и катапультироваться. Эффективность такого костюма еще никто не проверял. Противоперегрузочный комбинезон изготовили после того, как год назад летчик-испытатель во время пробы одной из первых моделей Х-209 катапультировался и сломал себе позвоночник. Но тогда Х-209 имел только турбореактивный двигатель и скорость его не намного превышала скорость Ме-109.

Видер был спокоен. Он подошел к самолету, поздоровался, спросил:

— Напоили моего голубя?

С помощью Еккермана и Енихе летчик забрался в машину. Закрыл фонарь и сделал знак рукой. Все отошли подальше. Механики отсоединили шланги, и заправщик быстро отъехал в сторону. Теперь самолет был готов к полету.

Видер запустил двигатель, и машина с характерным свистом покатилась по взлетной полосе. Она постепенно ускоряла бег, и наконец шасси ее оторвались от бетона.

Еккерман и Енихе побежали в пункт управления, где ведущий уже говорил с Видером.

— Как дела, Гуго?

— Тяжела на подъем, чертовка.

— В следующий раз попробуем взлет на жидкостно-реактивном двигателе…

— Делаю разворот, — раздался в наушниках голос Видера. — Сейчас буду проходить над аэродромом, включу жидкостно-реактивный, наблюдайте.

Еккерман и Енихе выскочили наружу. Х-209, набравший уже приличную скорость, быстро приближался. Он со свистом пронесся над головой, тотчас же один за другим раздалась два негромких выстрела, и пламя полыхнуло из сопла — это Видер включил обе жидкостно-реактивные камеры. Самолет с огромным ускорением понесся вверх и через мгновение скрылся из виду.