Странная война 1939 года. Как западные союзники предали Польшу - Джон Кимхи

Однако оставалось еще пятнадцать недель для осуществления «умелой политики», чтобы убедить британцев и французов, а также русских в достоверности их собственной легенды относительно их неподготовленности к войне и убедить их оставаться в стороне – по любым причинам, пока немцы заняты разгромом Польши. Как на Западе восприняли это инспирированное Гитлером самовнушение, лучше всего видно на примере британского министра иностранных дел лорда Галифакса. Он ничего не знал о выступлении Гитлера перед немецкими генералами 23 мая, однако «Стальной пакт» с Муссолини, заключенный днем раньше, убедил Галифакса, что «приближается война» и что весна и лето будут периодом ожидания.

Говорят, Галифакс ждал начала войны со спокойствием и даже с чувством облегчения – жребий брошен. Впоследствии он подготовил меморандум с обзором этого периода. В нем он доказывал, что ни польские, ни румынские правительства не питали никаких иллюзий относительно масштабов конкретной помощи, которую они могли ожидать от Великобритании, в случае если Гитлер предпочтет войну. Для поляков английские гарантии представляли собой наилучшую возможность – «в действительности единственную возможность» – предостеречь Гитлера от развязывания войны.

По-видимому, не один только Галифакс не осознавал весьма причудливой логики своей аргументации. Он утверждал, что Британия дала гарантии полякам, чтобы удержать Гитлера от нападения на Польшу. Однако в конце мая Галифакс пришел к выводу, что гарантии не достигли своей цели; Гитлер приготовился к нападению на поляков. А что же дальше? Разве британцы и французы не могли ничего предпринять, кроме как ждать нападения Гитлера со спокойствием и облегчением, как об этом пишет биограф Галифакса? Собственно говоря, ничего другого не оставалось, так как политики и военные в Лондоне и Париже создали легенду об англо-французской «неподготовленности». В душе они страшились неизвестности. У них было ошибочное и чудовищно искаженное представление о мощи и подготовленности Германии, и тем более о ее намерениях и возможностях ее военно-воздушных сил. Еще более удивительным было отсутствие веры в свои собственные возможности, в свой народ и в своих союзников, а также собственная неспособность или нежелание попытаться овладеть ситуацией, с которой они столкнулись. Создается впечатление, что правительства союзников, военные лидеры и секретные службы, сбитые с толку, испуганные, ощупью, как слепые, шли прямо в распростертые объятия Гитлера. Ему особенно и не приходилось прибегать к искусной политике: слепота союзников, их некомпетентность и внушенный самим себе страх оказывали Гитлеру лучшую услугу[13].

Итак, в конце мая легенды прочно укоренились: британцы считались неподготовленными, французы – слабыми и не играющими роли в равновесии сил. Немцев считали сильными, подготовленными и решительными, и судьба Европы была отдана в руки Гитлера. А теперь нам пора вернуться от легенд к действительности.

К концу мая Гитлер и вооруженные силы Германии были готовы к войне, но не такой, как ожидали британцы или французы, и не такой, какую обсуждали англо-французские штабисты. План «Вайс» – план уничтожения Польши – был пересмотрен, дополнен, уточнен и готов для практического применения, но только при наличии крайне ограниченных политических и экономических условий. Дело в том, что в процессе детализации плана и уточнения военных потребностей в ресурсах для проведения «молниеносной операции» немецкое руководство все больше понимало серьезность риска и масштаб ограничений, при которых им предстояло действовать.

Выяснились две группы очевидных фактов, которые нельзя было игнорировать: экономика Германии не могла выдержать длительную войну, а ее вооруженные силы были не в состоянии вести войну на двух фронтах одновременно – против Польши на востоке и против французов и британцев на западе. Более того, на этот раз Гитлер был достаточно осторожен, чтобы не поверить в собственную пропаганду. Он, пожалуй, совершал ту же самую ошибку, что и его противники. Исключительно подробная оценка французских и британских сил, подготовленная для него, которая, несмотря на поразительную точность во многих отношениях, сильно преувеличивала возможности королевских ВВС – по меньшей мере их готовность нанести наступательный удар по Германии – и численность французских бронетанковых сил. Гитлер уверовал в утверждения французского и британского министров относительно ускорения темпов перевооружения и сравнивал их с мрачными данными о состоянии военной экономики Германии, представленными его экономическими советниками.

Германия остро нуждалась в основных видах сырья. Отчаянно не хватало стали, а ввод новых мощностей ожидался не ранее чем через два-три года. Положение с горючим было критическим. В докладе, подготовленном для Гитлера штабом вермахта, потребности Германии в горючем определялись в 23 млн тонн в год, в том числе 10 млн тонн авиационного бензина, а рассчитывать можно было только на 3 млн тонн, что меньше половины нормальных потребностей страны в мирных условиях. Резервные запасы покрыли бы потребности не более чем 3–5 месяцев. Так же обстояло дело с железной рудой, магнием и каучуком, которых хватило бы на очень короткое время, самое большее на несколько месяцев.

Гитлер также был обеспокоен возможным нанесением удара по Германии французами и британцами, если те сумеют приспособить ход войны к развитию своей экономики. На протяжении многих месяцев до и непосредственно после начала войны Гитлер был озабочен тем, что Германия могла быть быстро разгромлена серией воздушных и наземных операций, направленных на Рур. Гитлер напомнил об этих мыслях в следующей директиве. Как только Рур окажется в пределах досягаемости тяжелой артиллерии французов или подвергнется постоянным налетам британской авиации, он прекратит играть роль «активного фактора в военной экономике Германии», и заменить его будет нечем.

Примерно в это же время, в ноябре 1939 года, Гитлер вновь обратился к своим командирам с обзором периода, предшествовавшего началу военных действий. При этом он особо подчеркнул один аспект, который его сильно беспокоил летом 1939 года, пока у него еще не было твердой уверенности относительно реакции британцев и французов. «У нас есть ахиллесова пята – Рурская область, – говорил он своим генералам. – Ход войны зависит от Рура. Если Франция и Англия ударом через Бельгию и Голландию вторгнутся в Рурскую область, мы окажемся в величайшей опасности… Если французская армия войдет в Бельгию, чтобы оттуда напасть на нас, для нас это будет уже поздно». В свете подобных опасений доклады о состоянии Западного вала, линии Зигфрида были какими угодно, только не обнадеживающими. Строительство было закончено только в отдельных ключевых местах, в частности в Сааре. Однако эти участки были не более чем витриной. Остальная часть линии Зигфрида, по утверждению генерала Йодля, была «не намного лучше, чем огромная строительная площадка». Первую линию обороны предполагалось закончить только к осени, как и было обещано ранее.