Око волка - Михаил Кузнецов

– «Буйство крови».

– Верно. Самые слабые и глупые среди вампирских родов. А знаешь, кто такие malitia rskal?

– Древний род вампиров. Вроде как они появились еще раньше sanguinem fervere. Говорят, их давно истребили.

– Истребили… – повторил Джон и тоже огляделся. – Вот что: та клыкастая из клуба сказала, что к ней приходил старый вампир другого рода. Понимаешь, другого рода, не sanguinem fervere.

– Считаешь, это malitia rskal?

– Не знаю. Надеюсь, что нет, – Джон принюхался. – Здесь что-то затевается, ты чуешь?

– Да. Чудовища волнуются.

– Именно. Волнуются. Но есть что-то еще… – наставник постоял с минуту. – Ладно, идем.

Бес-метрдотель снова открыл дверь, только в этот раз коридор упирался в тупик – виднелось впереди небольшое окно, из которого лился ровный свет. Джон сразу вошел в коридор, но Эд замешкался. Он украдкой глянул на беса, а тот на него. И в это мгновение, что их взгляды встретились, видение истинной формы метрдотеля захлестнуло сознание Эда. Клыкастая безносая морда с огромными загнутыми рогами яростно взвизгнула, перед тем как исчезнуть. Всего мгновение, но Эд, здоровенный волк-оборотень, чуть не впал в панику перед смиренным на вид метрдотелем. Он высился недвижимым обелиском и его черный хвост яростно хлестал воздух. Эд поспешил за наставником в тупиковый коридор.

Джон уверенно прошел в конец коридора, к окну. Эд, проследовав за ним, выглянул на улицу.

– Луна, – пробормотал он. – Мы проходили тут весь день.

– Это не важно, – ответил Джон.

Он, не моргая, смотрел на ключ метрдотеля. Из простого и плоского он превратился массивный ключище с набалдашником в виде человеческой головы. Глаза головы были чуть приоткрыты, изо рта вываливался язык, а буйную шевелюру распарывали два рога. Эд перевел взгляд с ключа на дверь, перед которой стоял Джон. Она, тяжелая, стальная, вся побитая и изодранная, словно вторя ключу, была украшена орнаментами разных времен. Он видел здесь и древний Китай, и классическое Средневековье, и эпоху Возрождения, и снова античный Рим. Персонажи разных эпох сливались в одну картину непрерывной войны и смерти, и на каждом из множества лиц читались скорбь и отчаяние. Но самое странное было то, что Эд не заметил дверь, когда подошел к окну. Ее будто и не было.

– Господи, – прошептал он, блуждая по двери взглядом.

– Нет, парень, – просипел наставник. – Пока рано.

Он вставил ключ. Не повернул его, не тронул дверь, а лишь вставил. Раздался шипящий звук, как бывает, когда вырывается воздух. Однако дверь не выпускала, а всасывала воздух и, казалось, она сейчас захлопнется, так и не открывшись. Дверь сначала медленно, потом быстрее и легче растворилась, явив за собой темноту. Детективы встали напротив двери: Эд не решался пошевелиться; Джон о чем-то думал. Чутье Эда уловило запах… Нет, подобие запаха, легкая нить чего-то знакомого. Свежий морозец, какой бывает поздней осенью, щиплющий нос, колющий щеки – вот чем тянуло из темноты. Через какое-то время, от двери в темноте поползла тропинка, и вид ее снова взволновал Эда. Это был след от мертвого тела, который волокли куда-то вглубь, оставляя кругом брызги крови. Наставник подался вперед.

– Вот теперь Господи, – прорычал он.

– Это… – начал Эд, но осекся.

– Слепота. Один из пространственных парадоксов. Существующее несуществующее, – Джон встал на самом краю темноты. – Я ошибся, нам ничего не поможет. Переступив порог, назад сами уже не выйдем. Нас отпустит тот, кто сотворил ее… Или не отпустит.

Страх, мерзкий до боли в сердце, сковал Эда, лишил сил. Если даже Джон, могучий Джон МакКриди не уверен в своих силах, то надежды нет. Морозец из темноты стал доноситься сильнее, словно почувствовав смятение стажера. Он спрутом выползал из-за тяжелой фигуры наставника. Эд почти видел его щупальца, что обходят стороной Джона и тянутся к нему, к ученику, стажеру, который десять минут назад уверенно вышагивал по ковру странного отеля, а теперь трясся всеми поджилками, разве что не стучал клыками. Но Джон был не такой, о нет. Старые сказки, истории, на которых накрутили множество фантазий и небылиц о рыцаре, поборнике Бога, сейчас они виделись в нем. Его обычно сутулые плечи расправились, стать бывалого воина вновь проснулась. Вот почему спрут запаха из темноты огибал его, не решался подползти ближе.

Эд отступил на шаг, опустил взгляд. Уже не морозец поздней осенью, а зимний холод чуял он вокруг себя, ощущал, как немеют кончики пальцев, как дыхание сбивается от недостатка кислорода в воздухе. Грудная клетка будто уменьшилась, а сам он весь скрючился, упал на пол, съежился, угас. Холод, кромешный холод… Он везде, вгрызается в кожу ледяными зубами, не отпускает из своих мертвых лап.

Тяжелая рука упала Эду на плечо, стиснула его и хорошенько встряхнула. И тут Эд словно очнулся ото сна: он все так же стоял на ногах, пялясь в темноту за дверью, и даже не ощутил, как выпустил клыки и когти наружу. А перед ним стоял Джон, его командир, лидер, учитель. Он заглянул Эду в глаза и сказал:

– Посмотри на меня. Ничего нет, Эд. Все, что ты чувствовал, навеял себе ты сам, потому что не знаешь, что за порогом. Ты понимаешь, о чем я? Ты понимаешь меня?

Эд неуверенно кивнул. Он не ощущал холода как раньше, но знал, что он прячется где-то за спиной Джона, таится темный спрут… Джон еще раз его встряхнул.

– Этого нет, ничего нет. Ты все это придумываешь, твой мозг придумывает. Отрешись от этого, сосредоточься на том, что знаешь. Ну же, Эд, давай.

Эд посмотрел за спину наставника, в пустоту. Холодно, безусловно, холодно. Ведь там ничего нет, а значит, и согреть эту пустоту нечем. И там ничего не может быть, она вечна в своем безмолвии и… Тут сильный удар по щеке заставил эти мысли уйти.

– Эдвард! – рявкнул Джон. – Посмотри на меня! На меня, не на Слепоту! В ней ничего нет! Ни холода, ни страха, ни тишины! Ничего нет, не представляй себе этого, сосредоточься на том, что знаешь! Вспомни, как выглядит небо, как пахнет земля! Вспомни Луну, Эдвард, вспомни зов своего тела!

– Луна… – раздался слабый голос, и Эд понял, что это сказал он сам.

Такой маленький и жалкий голосок ничтожного труса, каким он был очень давно. Того Эдварда нет, есть Эдвард новый, сильный и ловкий, который чует людей вокруг, слышит оленей в лесу. Новый Эдвард любит горы и женщин. Он любит свою машину, что оставил в штате Мэн, которую так глупо оставил перед гаражом у своего дома. Он любит вековые сосны и деревья, окружающие его дом и растущие в его городе. И он любит Луну, толстую и живительную Луну, радующую его каждые тридцать дней. Этот Эдвард сильный, он все помнит и все понимает, и он знает, что в пустоте ничего нет, и что холод придумал он сам, но его нет. Сейчас новый Эдвард стоит в коридоре странного отеля где-то в Москве, в России. А старый учитель напротив него устало улыбается, а в глазах его читается не то тревога, не то жалость.

Эд вздохнул, повел плечами, размял шею. Казалось, что он стоял в этом коридоре месяц и весь окоченел.