Игра в классики на незнакомых планетах - Ина Голдин

– Господь всемогущий, ты все еще там?

– Лоло, ты можешь кое-что для меня сделать?

– Слушай, я связывался с МЛЦ, но они говорят, что не могут никого за тобой отправить; единственное, что можно попробовать…

– Да послушай ты меня! Мне срочно нужна бумага на вывоз груза с Сельве.

– Что за груз?

– Биотрадукторы. Двадцать четыре единицы. Можешь оформить на «Гринберг»? По МЛЦ проводить слишком долго, а у меня времени нет.

– Шивон, какие, к марсиановой матери, биотрадукторы? Вам надо улетать оттуда, какой там груз!

– Все равно, – сказала она, – без них я не улечу.

* * *

И она сказала Вальдесу: поздравляю, по вашей милости погибнут живые существа. Если б вы только доложили о контакте как полагается, если б не побоялись исследователей, сельвенцев успели бы эвакуировать. Да, конечно, детей надо кормить; а вот у них тоже есть дети, и они сгорят здесь заживо… Вот бы – если с кораблем все будет в порядке, разумеется, – вот бы Вальдес согласился взять в багаж партию биотрадукторов, на которые уже есть все бумаги… То она не стала бы докладывать на него в Ведомство.

Не на того напала. Вальдес только жестко рассмеялся. Ненавидя его и себя, Шивон сказала:

– А детей?

– Что?

– Кормить?

Он напрягся:

– Сколько?

– Десять.

– Док, это не серьезно. Мы ж не такси. Давай пятнадцать, и пусть летят

– Que maldita escoria que tu es, Valdez[4]. Тринадцать, это все, что я смогла снять.

– Черт с тобой, тринадцать. Идет. Только давай сразу.

* * *

Его бригада починила-таки пульт управления и сообщила об этом гагаринцам. Старший брат тут же велел готовиться к отлету. О Шивон в суматохе забыли, и она смогла беспрепятственно вывести вездеход.

Небо застилалось тошнотворной завесой. Планета темнела, теряла цвета. Далеко на горизонте что-то горело; напоминание о конце света вспыхивало зарницей. Вездеход с трудом проминал себе дорогу по плавящейся почве. Шивон думала: «Надеюсь, я не доживу до конца Земли. Надеюсь, он будет не таким».

Еще до этого она велела сельвенцам собраться, взять пищи – никто не знает, подойдут ли им чужие пайки. И ждать. Теперь оставалось только рассадить их в вездеходе.

– Пилар?

Но сельвенка стояла, не двигаясь.

– Иногда я вспоминаю маленькую церковь на забытом каменистом берегу Ирландии.

Правильно. Она еще не знает, как по-английски сказать – тоска. Как сказать – вина.

– Нет, Пилар. Не сейчас. Сейчас – поздно.

– Церковь теплая, и свет в ней желтый! – выкрикнула инопланетянка.

– Я знаю. Поверь, Пилар, я знаю, но сейчас – не время. Где твой маленький, Пилар? Быстрее, быстрее!

Она залезла в вездеход – инопланетянка, названная в честь подружки зимовщика-нелегала. Что ж; им придется привыкать к чужим именам. Шивон активировала выключенный было передатчик:

– Вальдес, это Шивон Ни Леоч, я еду к вам с грузом.

Кубинец молчал.

– Вальдес! Черт, Вальдес, ответьте, или я совсем плохо о вас подумаю!

Может, у них просто пропала связь, как в тот раз.

– Сoncha e su madre[5], если вы улетели, клянусь, я вас…

Они улетели. В зоне зимовщиков осталась непривычная пустота.

– Voy a te matar, Valdez[6], – прошептала она, глядя в безответное небо.

В ухе раздался голос Старшего брата – спокойный, но сквозь покой рвется такое…

– Ни Леоч, сообщите ваше местонахождение.

– Вторая земная зона.

– Немедленно возвращайтесь на борт. Повторяю: немедленно. Борт готов к отлету.

– Роджер. – На борт так на борт. Шивон потянулась перепрограммировать маршрут на панели. Пальцы с трудом попадали по кнопкам.

– И когда вот так сидишь в церкви, даже не разобравшись, какой она веры, – да есть ли разница, этот заброшенный кусок острова так далек от взрывов… – бормотала рядом Пилар. Правильно. Самое время молиться.

– Шивон, где вы? Вы на вездеходе?

– Д-да…

В этот момент машина встала. Сельвенка вцепилась в Шивон всеми конечностями, потянула – надо уходить. Вездеход недовольно загудел. Накренился. Двери блокировало.

Перема-ать…

Существа лопотали что-то на своем языке – не надо ИЭ-сканера, чтоб определить, что страх зашкаливает. Она вдавила аварийную кнопку, машина выпустила их; они вывалились на горячую землю. Под вездеходом расползалась трещина.

– Шивон, послать за вами машину?

– Нет смысла!

Ничего, купол гагаринского корабля – вон он, совсем близко. Сельвенка хватает ее за рукав.

– Пилар! Мы бежим! Очень быстро!

– Ни Леоч, karam tu staru, сейчас же на корабль! – орет в наушниках Старший брат.

– Щ-щас!

Перехватить поудобнее того, кто на руках, уклониться от кочки, которой вздумалось плеваться огнем; горячая земля становится дыбом, мир пошел войной против своих же.

Запах. Сквозь ветер – острый, горячий, синтетический какой-то запах. Знакомый.

* * *

Все главные выходы корабля уже были задраены; Старший брат ждал их у аварийного.

– Ни Леоч! Какого…

И все, что она смогла сделать, – передать ему на руки ребенка. И Старший брат принял его – привычным, профессиональным жестом. Потому что он просто не мог поступить по-другому; потому что он почти всю жизнь учил себя не поступать по-другому – и теперь уже поздно было разучиваться.

И взяв его, он проиграл. Уже беспомощным взглядом обвел столпившуюся живую очередь. Шивон сжала конечность Пилар.

– Пожалуйста, брат Корда, – четко проговорила та, – позвольте нам улететь на вашем корабле. Мы просим убежища. Пожалуйста.

Корда поверх ее головы глядел на Шивон.

– Ни Леоч… – сказал он.

– Любен…

Теперь Шивон четко ощущала запах. Умирающая планета пахла расплавленным на батарее пластилином.

– Любен, во имя Гагарина…

Старший брат махнул рукой:

– Поехали.

* * *

Сельве горела. Гагаринцы старались на это не смотреть. У них и так было достаточно дел: разместить сельвенцев, успокоить, взять образцы пищи для лаборатории. Когда в багажном отсеке настала наконец тишина, Шивон доплелась до общего зала. Там было темно; на старом диване сидел Любен Корда и дышал кислородом.