Белая Россия. Народ без отечества - Эссад Бей

и в Европе понятия не имели о тамошних правилах на собственность. О взаимоотношениях тамошних собственников. У людей были большие средства, которые следовало пустить в оборот: русский бизнес казался лучшим, будучи в действительности мертвым.

Standard Oil, Royal Dutch, Anglo Persian и даже Stinnes проявили повышенную активность, скупив все, им предложенное. Суммы, полученные русскими в зависимости от их ловкости, колебались от нескольких тысяч до миллионов. Вскоре об этой торговле стали складываться легенды. Говорили, что Великий князь Кирилл продал Румынии всю Бессарабию, а правительство Грузии в эмиграции предложило Ватикану влияние на все грузинские храмы. Потом, когда выяснилось, что великий князь Александр[17] и вправду нашел покупателя для крымских дворцов, никто уже не удивлялся.

Бум продолжался несколько месяцев. Основа почти всех сегодняшних достояний эмиграции была заложена именно в те незабвенные дни. Позже, когда стало очевидным, что большевики не собирались уходить, в деле наступил спад. Английские и французские покупатели стали редчать; только несведущие австралийцы или южно-американцы, не подозревавшие о крепнувшем советском строе, выражали готовность купить в Москве какой-нибудь дом. Ряду изворотливых продавцов удалось-таки продать несколько раз одни и те же дома, промыслы и заводы.

Но самый большой удар бизнесу эмигрантов нанесли большевики, устроившие против них настоящую конкурентную борьбу. В Европу стали прибывать торговые представители Советского правительства, предлагавшие антиквариат объектов, которые уже были проданы прежними владельцами. Намерение большевиков продать украденное поначалу поразило Европу. Когда же страсти улеглись, вспомнили о прецедентах, когда уважаемые фирмы торговали с людоедами и работорговцами, несомненно, ужаснее простых воров. Начались осторожные, но успешные встречи с советскими представителями: вскоре добро, купленное у их истинных владельцев было списано, но куплено вновь, теперь надежно, у грабителей. Русский бизнес умер, как тому и полагалось.

В конце концов, финансовый мир Европы последовал опыту европейских правительств, уже давно вступивших в переговоры с большевиками.

Русская эмиграция протестовала, используя поэтические доводы, философские лекции, статьи и коммюнике. Европейцам, которые не слышали протесты, она предсказывала скорую могилу, собственноручно ими вырытую.

Глава Х. Внутренняя борьба

Русская эмиграция была не однородна. Здесь представлены все сословия и народы царской империи. Черкесы и социалисты, украинцы и генералы бежали из страны вместе. Вместе с ними в эмиграцию устремились и все политические партии. В самой России теперь существовало только одно правительство и только одна партия, и заграница стала единственным местом, где различные мнения могли себя выразить. Этой возможностью беженцы воспользовались с первых дней. Вскоре в Париже возникли эмигрантские организации.

Киргизы, осетины, черкесы, украинцы разных тенденций, грузины, евреи и другие, все эти народы не сотрудничали между собой. Чуть ли не каждый народ привез с собой за границу свое правительство. У руля в первом ряду встали старые российские послы солидного возраста из России, затем шли русское правительство из членов Учредительного собрания, правительство Южной России времен Деникина, Крымское правительство периода Врангеля, три разных Сибирских правительства времен Колчака и, наконец, господин Керенский, считавший себя законным представителем добольшевицкой России. Кроме того, за границей разместились украинские правительства Петлюры и Скоропадского. В одном из предместий Парижа базируется правительство Грузии, признанное Лигой Наций как единственно легитимное. Также в Париже пребывают правительства Армении, Азербайджана, кубанских казаков, Дальневосточной Республики и т. д.

Даже интересующийся и благожелательный иностранец не сможет узнать, где находится Белая Россия. Естественно, различные правительства единодушны только в одном, что законным представителем всей России являются именно оно одно. По всем остальным вопросам шел отчаянный спор.

Помимо правительств, здесь еще были политические партии, эмигрировавшие плотными рядами и принявшиеся за лихорадочную деятельность. В Берлине существовал центральный комитет анархистов; в Праге и Париже размещались штабы социал-демократов и социал-революционеров; в Мюнхене и Белграде орудовали монархисты различного толка; в Софии сторонники сильного диктатора искали такового; в Стокгольме свили логово шпионы; в Лондоне осели истинные представители старой России. Но не было ни одного города, где жили бы представители одной-единственной тенденции, и это часто приводило к трагическим последствиям. В отличие от правительств, питавших друг к другу спокойную ненависть, политические партии вели между собой открытую жесткую борьбу. Кроме того, опять же в отличие от правительств, которые старались гурьбой держаться поближе к увезенной казне, партии любили расколы. В итоге постоянно создавались новые и новые партии, такие, как, например, «Крестьянская Россия», «Союз юных русских России» и т. д. Первое время эмигранты пытались учредить в Париже нечто вроде Эмигрантского парламента. Эта попытка закончилась дракой, после чего каждая партия пошла своим путем. Но пути эти постоянно пересекались.

Помимо ненависти к большевикам, эмигранты привезли с собой из России ненависть к ближнему. Это чувство стало себя проявлять.

Первая вспышка такой ненависти проявилась в уже упомянутом убийстве генерала Романовского в стамбульском посольстве. За ним последовала череда террористических актов, о самых громких из которых мы расскажем.

В Париже живет профессор Милюков, один из самых видных эмигрантов, известнейший политик-либерал, бывший министр иностранных дел Февральской революции. Все монархисты России видят в Милюкове главного виновника краха государства. Его имя упоминается в сопровождении самых грязных эпитетов. Каждый уважающий себя монархист считал своим долгом ненавидеть Милюкова, не меньше чем, Ленина с Троцким. Но эмиграция состоит не только из монархистов, и наряду с бесчисленным числом врагов, у нее есть и друзья, которые с восхищением следят за каждым его выступлением. Милюков порою посещает эмигрантов для сбора от своих друзей дани уважения.

Однажды, в 1922 году, с этой целью он прибыл в Берлин, где его ждали с великим воодушевлением. Его партийные друзья, объявив о предстоящей лекции, арендовали большой зал Филармонии. Уже накануне все билеты были проданы: политики, журналисты и эмигранты среднего слоя с нетерпением ожидали выступления. Милюков степенно поднялся на кафедру, умно и сердечно выступил, и также степенно спустился к публике. Грохнули аплодисменты. Но с первых рядов поднялись двое бледных молодых людей и вынув пистолеты, стали стрелять в оратора. Пули не поразили Милюкова — один его друг успел толкнуть его в сторону, повалив наземь. Тогда один из молодых людей бросился к трибуне, чтобы еще раз получше выстрелить. Теперь пожилой мужчина кинулся к нему, завязалась схватка: хлопнул выстрел, и окровавленный защитник рухнул на пол. Оба стрелявших были схвачены и сданы в полицию. Ими были бывшие офицеры Борк и Таборицкий[18]: они хотели отомстить Милюкову за его клевету на царицу. Однако их жертвой оказался один из самых благородных русских политиков: ставший революционером камер-юнкер Набоков[19].

Покушение на Милюкова и убийство Набокова стало первым крупным террористическим актом в