Первая формула - Р. Р. Вирди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Похоже, маленькая Кайя над моим вопросом особо не задумалась, как не задумывалась над подметанием полов. Веником ее заставляла махать многолетняя привычка, а вовсе не сор на полу, требующий срочной уборки.
– Они рассердятся. На тебя. На меня. Какая разница? Если ты зол, то найдешь, на кого обрушить свой гнев. Пусть на маленькую Кайю – что это меняет? Я и сама много раз злилась на других. – Она замерла с веником в руках и отвела от меня наполнившиеся слезами глаза.
Я подошел к ней и заключил ее в объятия:
– Буду по тебе скучать…
– А я по тебе, Ари-ча, – пробормотала она, уставившись в пол, погладила меня по голове и подтолкнула к дверям.
Я разомкнул руки и зашагал к выходу, стараясь не оборачиваться.
Иногда оглядываться не следует, ибо взгляд назад – это последнее искушение. Дрогнешь – и останешься в прежней жизни, не надо ни замков, ни решеток на окнах.
Дверь за моей спиной захлопнулась с громким хлопком, но я уже ничего не слышал. Передо мной расстилались многолюдные шумные улицы Кешума.
Неважно, что солнце еще не вышло – торговля не любит ленивых. Народ сновал во все стороны, и каждый желал заработать денег. Тот, кто уже заработал, готов был рискнуть всем ради еще большей наживы.
Я шел вперед, уставившись прямо перед собой, и лишь через некоторое время до меня дошла вся странность сегодняшнего похода. Двигаясь в общем потоке, я первый раз за долгое время не думал, как срезать кошель или спрятать добычу. Уже не воробей. Просто путник.
Столько лет прожил в городе, а никогда не становился человеком из толпы. Иногда надо с чем-то покончить, чтобы понять: это не твоя стезя. Как только подобное осознание приходит, судьба изо всех сил старается убедить тебя в обратном:
Останься. Это твое место, твои люди…
Толпа жила своей жизнью, толкалась локтями, отпускала шуточки, сыпала оскорблениями, и я скользил вместе с ней, пока не добрался до круга странников в конце Сурового квартала.
К нему вело множество дорог и еще больше из него вытекало. Через круг проходил каждый без исключения путник. Я побродил туда-сюда, присматриваясь к прилавкам торговцев, расположенным широким кольцом. Последняя возможность купить что-то нужное, о чем вовремя не вспомнил. Весьма разумно, нельзя не признать.
Впрочем, мне ничего не приглянулось, и я совсем уже бросил попытки присмотреть полезные для долгого путешествия вещички. Если бы не последний лоток…
– Эй, мальчик!
Мальчик? Я скривился и все же глянул на окликнувшего меня тощего мужчину. Такое хорошее место для торговли. Неужто недоедает? Сплошь сухожилия и торчащие мослы – фигуру торговца будто вырезали из сухой длинной коряги. Кожа растрескавшаяся, морщинистая, обвисшая, как на старом седле, которое никогда не смазывали. Должно быть, такому и стоять-то за прилавком тяжело. А вот карие глаза, как ни странно, светились ярко.
– Что?
– Похоже, ты собрался в дорогу?
Я кивнул.
– И путь тебе предстоит долгий, угадал?
Я кивнул еще раз.
– Наверняка у тебя нет того, что требуется в путешествии. Кстати, возвращаться ты, как я посмотрю, не намерен?
Ответив ему пристальным взглядом, я ничего не ответил.
– М-м-м. Значит, угадал. Ну, таких, как ты, я на своем веку перевидал немало, но чтобы настолько плохо подготовиться к странствию…
Тут уж я смолчать не смог:
– Кто тебе сказал, что я ухожу надолго?
– У меня, мальчик, глаз наметан – вижу, кто идет далеко, а кто – не очень. Могу точно сказать, когда человек просто меняет место. А вот ты нигде надолго не задержишься, потому и говорю, что у тебя нет с собой самого необходимого.
Нырнув под прилавок, торговец вытащил три свечки и маленький оловянный подсвечник, сложил их в мешочек, и я удивленно приподнял брови:
– С чего ты взял, что мне это нужно?
– А как же? Каждый настоящий путешественник обязательно возьмет с собой свечу. Послушай-ка, что ты будешь делать долгой ночью? Вот когда пожалеешь, что плохо собрался. Представляешь, какой ужас могут внушить путнику подкрадывающиеся в непроглядной темноте незнакомцы? Ведь в ночи бродят не только люди… – Мужчина покачал мешочком. – Мудрый странник прихватит в дорогу плащ, который защитит его от пыли и холода, свечу, которая рассеет тьму, и надежный посох. Я говорю о тех, кто хоть что-то смыслит в путешествиях.
Опустив свечи на прилавок, мужчина вытащил сверток аккуратно сложенной ткани, тусклой, словно пыльная полынь. Впрочем, похоже, в далеком прошлом цвет ее был немного другим – наверное, зеленоватым. Встряхнув материю, он позволил ей развернуться. Ага, плащ с капюшоном.
– Как видишь, он не новый. Однако попробуй найти на нем хоть одну прореху, хоть одну торчащую нитку.
Не успел я сказать, что мне не нужен всякий хлам, как торговец свернул плащ и положил на него длинную палку.
Палка была не из тех, с какими ходят старцы. Передо мной лежал настоящий посох странника, длинный и крепкий, вырезанный из темного дерева и еще сохранивший следы масла, которым его когда-то натирали. Никакой резьбы – простое, но надежное изделие.
– Я не настолько стар, чтобы опираться на палку.
Мужчина взглянул на меня так, словно я сморозил несусветную глупость:
– Когда наконец поймешь, что тебе нужен посох, может быть уже поздно, мальчик. Долгие дороги и крутые холмы собьют спесь и со старика, и с молодого человека. А горные тропы на севере? Нет, если ты глупец и мудрые советы для тебя ничего не значат… – Он пожал плечами.
– Обычно торговцы из кожи вон лезут, заставляя покупателя приобрести хоть что-то с прилавка, – прищурился я.
Мужчина зевнул – ни дать ни взять беззаботный бездельник, которому наплевать на весь мир.
– Послушай, у меня лоток в круге Арбана. Я монеты не считаю, за покупателей драться не собираюсь. Не придешь ты – придет другой. Умолять тебя не буду. Однако есть важные соображения. Одежки у тебя маловато. Запачкаешь ее – что будешь делать? А если собьешь ноги на холмах да проглядишь свои глаза в кромешной тьме? Впрочем, валяй. – Он небрежно махнул рукой.
Я стиснул зубы. Можно сколько угодно упрямиться и считать, что торговец несет вздор, и все же в его словах был резон. Свечи пригодятся, плащ – тем более. Одежды у меня действительно немного, и деньги на новую смену тратить неразумно. Впереди – долгий путь, незнакомая дорога. Еще неизвестно, как все обернется.
– Сколько просишь? – Грубить я не стал, опасаясь,