XX век как жизнь. Воспоминания - Александр Бовин

Жизнь, развитие событий довольно быстро стали опрокидывать указанную схему. Стихийно возникли новые горизонты. Но Горбачев и его все более странная команда, выписывая изящные и менее изящные пируэты, поворачиваясь то вправо, то влево, делая то шаг вперед, то два шага назад, фактически оказались не в состоянии целенаправленно руководить перестройкой.

Очередной парадокс. Помогла нам, спасла нас неудачная попытка государственного переворота. Поднятая ею волна возмущения, протеста, сопротивления, вывернутые из мостовой Красной Пресни булыжники, которые стали оружием интеллигенции, обозначили новый этап, новую фазу нашего развития. По-моему, можно говорить — со всеми оговорками, но можно говорить — о начале революции „снизу“, революции подлинно демократической.

Точнее, перед нами две революции, два революционных потока.

Первый, оставаясь на политическом уровне, можно, хотя и несколько условно, с опережением событий, назвать народно-демократическим. Отсюда — больше радикализма, определенности, меньше полумер, половинчатости, сомнительных компромиссов. Цель — реальная демократизация всей общественной жизни, полное, не урезанное осуществление прав и свобод гражданина, включая — как журналист, не могу не сказать об этом — свободу, независимость печати и не урезанную гласность.

На уровне же социально-экономическом дело идет к полному демонтажу „казарменного социализма“ и замене его не „обновленным“ социализмом („Назад к Ленину!“), а одним из вариантов неокапитализма (посткапитализма, социал-капитализма и т. п. — фантазия богата) на австрийский или шведский манер. С нашей, если ума хватит, спецификой.

Наши деды и отцы проиграли битву за „светлое будущее“. Мы отступаем с тяжелыми потерями. Рынок — лекарство очень горькое. Важно сохранять ясную голову, не поддаваться ни митинговому реву, ни вещаниям новоявленных рыночных пророков, не объявлять черным все, что именовалось белым. И наоборот.

Мы, повторяю, отступаем, но разложение монопольной государственной партии, КПСС, вовсе не означает, на мой взгляд, что в становящемся обществе, в рамках многопартийности и плюрализма не останется места людям и партиям, исповедующим социалистический выбор, верящим в коммунистический идеал. Будущая история — это свободный выбор наших детей и внуков.

Вторую линию, второй революционный поток можно рассматривать как национал-демократическую революцию, как окончательный и бесповоротный распад последней мировой империи. Буквально за несколько дней была обнажена вся искусственность, вся традиционность тех конструкций, на которых держался новоогаревский проект Союзного договора. За исходную платформу любых возможных взаимоотношений принята неурезанная, полная — в смысле международного публичного права, — так сказать, осязаемая независимость каждой республики (государства).

Этот взрывной процесс, прорвавший, если использовать выражение моего коллеги О. Лациса, „тупость векового имперского сознания“, имеет разную природу. Нельзя исключать, что в ряде случаев независимость будет использоваться как заслон против „экспорта демократии“, как средство сохранения „национал-коммунистических“, деспотических режимов. В целом же приходится констатировать, что формула „9 плюс 1“ утратила смысл. Центр, в привычном понимании этого слова, находится в процессе дезинтеграции. То есть „единицу“ — при угрюмом молчании некоторых рэсэфэсээровских политиков — приходится заменить „нулем“. Что касается левой части новоогоревской формулы, то ее целесообразно заменить „иксом“, ибо пока нет ясности, кто захочет занять место в новом, еще не существующем государстве. Итак, „Х плюс 0“ — таков вывод, к которому пришел (или — был приведен) 5 сентября Съезд народных депутатов СССР.

Начался переходный период. Куда, к чему он приведет — никто не знает. Объективно развал Союза ССР не принесет выгоды никому, ни внутри Союза, ни вне его. Но субъективно картина иная. В обозримом будущем центробежные тенденции явно перевесят центростремительные. Увеличится количество членов ООН. Теоретически (если каждое новое государство установит дипломатические отношения с остальными 150) появится более двух тысяч новых послов. Все это, несомненно, впечатляет. Однако в перспективе геополитика и экономика могут несколько изменить число степеней свободы и удельный вес указанных тенденций. Не исключено, что место СССР в конечном счете займет Евразийское содружество наций.

Для многих, очень многих людей развал Коммунистической партии Советского Союза, распад Союза Советских Социалистических Республик — это глубочайшая личная драма, если не трагедия. Я хорошо понимаю таких людей, ибо сам к ним принадлежу. Но разговор об эмоциях — особый, другой разговор. И мы, те, кому такой разговор нужен, еще вернемся к нему. Здесь же я старался показать события такими, какими их воспринимает не мое сердце, а моя голова».

К сожалению, я переоценил политическую зрелость «низов» на обоих направлениях.

Демократический порыв был исчерпан «свержением» Дзержинского и улюлюканьем вслед мелким партийным чиновникам, выгоняемым из здания ЦК КПСС. Власть осталась в руках аппарата. Выборы стали добычей пиарщиков. Гласность разделяет судьбу шагреневой кожи. За свободу слова надо непрерывно бороться. В общем, вертикаль видна хорошо…

В бывших республиках — картина та же. Только — в квадрате или в кубе. Плюс межплеменные, межклановые разборки. Суверенное антидемократическое государство не приемлет суверенитет личности. Всем стало хуже. Хорошо только «элите», только тем, кто целует властную руку.

Но это стало ясно чуть позже. А в первые недели после победы мы снова скрылись за дымовой завесой иллюзий.

У меня тоже были иллюзии. Хотя, может быть, пожиже.

* * *

Дважды потерпев поражение на выборах, написав за двадцать лет, наверное, все, что можно было написать о внешней политике, я решил заняться наукой и написать толстую книгу под наглым названием «Теория политики». Собственно, пытаясь превратиться из кандидата в доктора, я уже начал ее писать, используя редкие паузы в работе. Чтобы довести дело до конца, можно было бы податься в научный институт. Но не хотелось. С моей всего лишь кандидатской диссертацией и с моим уже почти почтенным возрастом я плохо бы смотрелся на фоне молодой научной поросли. Поэтому был избран более замысловатый вариант движения в науку: поехать послом в какое-нибудь не очень привлекательное для мидовских карьеристов и не очень отягощенное работой место. И там, вдали от московской суеты, писать книгу. Опытные консультанты указали на Новую Зеландию.

Начал обходить начальство. Был у Козырева. Был у Панкина. Был у Шеварднадзе (он стал министром внешних сношений Союза 19 ноября). Был у Яковлева, который А. Н. Был еще у кого-то, не помню уже. Никто не отказывал, кивали, проявляли интерес к книге. Но как-то вяло все шло…

Вспоминалась старая история. Я хотел дезертировать из Москвы в Люксембург. Громыко криво усмехнулся: «Вам тесно там будет…» Брежнев ответил более четко: «Тебе еще работать надо!» Знающие люди потом разъяснили, что «подарочный фонд» министра мне был никак не по зубам… Теперь я заранее навел справки: Новая Зеландия не относилась к «подарочному фонду».