Земля обетованная - Татьяна Николаевна Зубачева

Майкл с силой оттолкнулся от перил и пошёл дальше. За рвом переплетались узкие улицы, застроенные маленькими – в один-два этажа – домиками, между домами каменные, в рост человека, ограды с фигурной решёткой по верху. Над оградами и крышами вздымаются деревья. Дома все жёлтые, с белыми лепными украшениями, окна закрыты изнутри белыми занавесками, да, кисейными называются, Тётя Паша так говорила, и между стеклом и занавесками уставлены цветами. Майкл не один уже раз гулял по этому кварталу и прохожих никогда не видел. Странно, в Царьграде каждый квартал как свой особый город, совсем не похожий на остальные. Интересно, почему так?

Подумал и тут же забыл об этом. Такая сонная, солнечная тишина на этих улицах. Глухие резные двери с кнопочками звонков. А если взять и позвонить? Зачем? А просто так, из озорства! И зная, что никогда такого себе не позволит, тихо посмеялся над собой.

Ещё поворот, ещё… И Майкл с ходу оказался на шумной улице, полной вывесок, витрин, машин и прохожих. Во, ну, совсем другой город!

Майкл шёл теперь быстро, будто спешил куда-то, будто по делу, но сам понимал, что просто подстраивается под окружающих, привычно стараясь не выделяться. Магазины, лотки, киоски, шум, толкотня, машины на мостовой в четыре ряда, ещё не пробка, но едут медленно, и прохожие, если надо на другую сторону, то до перехода не идут, а просто перебегают, с явно привычной ловкостью лавируя между машинами. И он перебежал. Ни за чем, просто так. Эта сторона ничем не лучше той. Но и не хуже.

Пожалуй, вот это, бесцельное и безопасное блуждание ему и нравилось в России больше всего. Там, в Спрингфилде, он тоже ходил в город, но только с парнями, и с опаской, зорко поглядывая по сторонам, ни на секунду не забывая, кто он и чем ему опасна встреча… со знающим. А здесь… ну, совсем другое дело… Нигде ему не было так хорошо. Всюду могло вспомниться прошлое: питомник, Паласы, хозяева, но не здесь, не на этих улицах. У него же никогда такого раньше не было. Никогда… а… что это? Чёрт, это же…

Она шла так же быстро, как все, и одета, как все, но он не мог ошибиться. Чёрные кудри до плеч, плечи, талия, бёдра… и… да нет, дело не в волосах и фигуре, а в том, как она идёт, танцуя, играя бёдрами и спиной, не завлекая, не разжигая, а просто иначе не умеет.

Майкл прибавил шагу, побежал, ловко лавируя между людьми. Догнал, почти догнал, поравнялся и пошёл рядом. Она думала о своём и не замечала, что её разглядывают, или настолько привыкла к чужим взглядам. Тёмная, темнее мулатки, но не чёрная. И джи, не элка. Надо же, и чего её в Россию понесло, спальницы все устроились и гореть не стали, а эта чего?

Она по-прежнему не замечала ничего и никого, и Майкл тихонько свистнул по-питомничьи.

Она вздрогнула и остановилась, будто налетела на невидимую преграду. Остановился и он. Теперь они стояли и рассматривали друг друга, а толпа обтекала их. Оба высокие стройные, и оба как негативы: светлая одежда и тёмные лица и руки.

– Еды тебе, – улыбнулся Майкл.

– И тебе от пуза, – кивнула она, настороженно оглядывая его. – Джи?

– Да, – согласился с очевидным Майкл.

Она усмехнулась.

– И кто тебя привёз?

Её вопрос и удивил, и как-то обидел его.

– Я сам приехал.

– Ловок, – кивнула она. – А меня привезли, – и вдруг: – Пожрать купишь? А то, – и по-русски: – Ни копья.

– Хорошо, – кивнул он. – Пошли.

Они шли рядом, но не касаясь друг друга. Майкл замедлил шаг у первого же кафе, но она покачала головой:

– Слишком шикарно. Дорогое заведение.

Он упрямо мотнул головой.

– Деньги есть.

– Ну, как знаешь, – пожала она плечами и повторила: – У меня ни копья.

– Я слышал.

В кафе они сели за столик, и он взял листок меню.

– Ого-о! – протянула она, видя, как он водит глазами по тексту.

– А ты думала, – гордо хмыкнул Майкл. – Так тебе как, полный обед?

– Спрашиваешь!

К ним подошла официантка, и Майкл заказал два обеда. Его бойкая русская речь тоже произвела впечатление.

– Здоровско ты! – сказала она, когда официантка, спрятав свой блокнотик в карман фартучка, отошла.

Майкл самодовольно улыбнулся.

– А чего ж нет. Слушай, а ты чего так? Ну…

– Без денег? – она усмехнулась. – Приехала на неделю, полторы протянула, а теперь всё… как ни тянула… работы нет. Перегорела я, – и твёрдый насмешливый взгляд.

Майкл выдержал его и кивнул.

– Я тоже. Я Майкл, тьфу, Михаил. А ты?

– Ну да, – кивнула она. – Раз перегорел, то имя можно. А я Мария, по-русски – Маша. Чем живёшь?

– В госпитале, медбрат и массажист.

– Ого! Это ж…

Она не договорила, потому что им принесли салат. Майкл не собирался так рано обедать, но сидеть и смотреть, как другой ест, тоже не хотел.

– Здоровско устроился, – заговорила Мария.

– Не жалуюсь. А ты?

Она вздохнула.

– Было хреново, стало дерьмово. Я ведь… сбежала.

– Чего-о? – изумился Майкл. – Ты что?! Свободе уже… полтора года, а ты…

– А я вот только сбежала. Да не от хозяина. От мужа.

Майкл окончательно онемел. Но им принесли окрошку. С мясом, яйцами и сметаной. К половине тарелки Майкл немного пришёл в себя.

– Он что? Обидел тебя? Ну…

– Да нет, – Мария вздохнула, доедая окрошку. – Это я его обидела. Ладно. Ты как, один?

– Да нет, нас с госпиталем, знаешь, сколько приехало.

– С госпиталем? – переспросила она. – Слушай, как же ты исследования проскочил? Ведь трепали, что всех наших, ну, кто уцелел, на исследования вывозили.

– Трепотня, она и есть трепотня. Лечили нас, ну, кто раненый был, из горячки, из чёрного тумана вытаскивали, это да.

Она невольно поёжилась, как от холода.

– Чёрный туман… да, горячку ещё выдержишь, а из чёрного тумана в одиночку не встанешь.

Поджаристые котлеты с мелко нарезанными жареными картошкой и луком надолго прекратили их разговор. Завершал обед яблочный компот.

– Спасибо тебе, – взяла она стакан. – А то…

– Ладно тебе, – отмахнулся Майкл. – Если мы не за себя, то кто за нас.

Мария улыбнулась.

– Здоровско.

– И куда ты теперь? – спросил Майкл, когда они вышли из кафе.

Она пожала плечами.

– Не знаю. Наверное, – и не договорила.

– Вернёшься?

– К мужу? – уточнила она. И вздохнула. – А больше некуда.

– Он что? – повторил свой вопрос Майкл.

– Он-то ничего, – Мария сердито повела плечом. – Он… а! Я это, понимаешь, моя вина. Вот уехала, сказала на неделю, а сегодня двенадцатый