Божьи воины - Анджей Сапковский

Он не послушался, занятый кровотечением, которое безуспешнопытался остановить. Когда раненый выхаркал кровь и замер, он занялся тем, укоторого оторвало ногу. Разрывал рубаху на ленты. Перевязывал. Раненый выл.

Из пылающего дома выскочил мужчина с копьем, за ним выбежалподросток в обгоревшей одежде, несущий щенка. Мужчине тут же размозжили головуцепом. Подростка острием пики пришили к двери. Насквозь, вместе со щенком.Подросток повис на пике, щенок рвался, визжал, молотил воздух передним лапками.

Рейневан перевязывал. У окутанной дымом, полыхающей огнемцеркви толпились наступающие. С башни все еще стреляли, пули и болты свистели ввоздухе.

— Гыр на нииииих!

Из боковой улочки, гоня перед собой и валя трупы убегающих впанике хойновцев, вылетели сироты, в саже, черные как черти. Шарлей дернулРейневана за руку. Тот оставил перебинтованного, побежал, перепрыгивая черезтрупы.

Однако на рынке у церкви все уже кончилось. Защитников башни— в том числе много женщин и детей — выволокли из здания, согнали под стену.Там был Ярослав из Буковины, он отдавал приказы. Долетающие с южной стороныгорода звуки бойни заглушали его голос, но жест, который он сделал, сомнений неоставлял. Пленных собрали в кучу, придавили к стене. Из толпы вытаскивали поодному, по двое. Бросали на колени. И убивали. Кровь лилась потоками, плылапенистой рекой, выплескивая из канав мелкорубленую солому и навоз.

— Помилосердствуйте! Лююююди! — завыла кинутая на коленигорожанка в коричневой юбке. — За что? Зачем? Богом молю...

Удар палицей разбил ей голову, как яблоко. Она упала, незастонав.

— Потому что я звал — и вы не отвечали, — пояснил стоящийсбоку Прокоп Голый, — говорил, а вы не слушали, но делали злое в очах моих иизбирали то, что было неугодно мне[270]. Поэтому япредназначаю вас под меч. Все вы погибнете.

— Братья! Божьи воины! — воскликнул Краловец. — Не жалеть!Никого не спасать, всех под нож! Резать! А город сжечь! Сжечь дотла! Чтобы столет здесь ничего не выросло!

Огонь с гулом взвился над крышами Хойнова. А крики убиваемыхвознеслись еще выше. Гораздо выше клубящегося дыма.

— Спалив Хойнов, — продолжал монах, — и выбив всех егожителей, гуситы снова повернули и по Згожелецкому тракту пошли на Болеславец.При известии об их приближении население убежало в леса, подпалив городсобственными руками.

— Иисусе Христе... — Вроцлавский торговец перекрестился, нолицо у него тут же посветлело. — Ха! Если Прокоп пошел на Болеславец, значит,нас не тронет! Он идет на Лужицы!

— Пустопорожняя надежда, — возразил минорит под вздохисобравшихся. — Прокоп от Болеславца снова завернул в Силезию. Ударил на Любин.

— Христе, будь милостив! — послышались голоса — Gott erbarme[271]...

— Еще вчера, — сложил руки монах, — Любин держался. Горелпригород, горел и город, потому что налетчики метали огненные снаряды на крыши,но защищался стойко, отражал штурмы. Наверняка дошли вести из Хойнова, любинянезнают, что их ждет, если поддадутся. Вот и держатся.

— Ров там глубокий, — буркнул пожилой солдат, — стены в семьлоктей вышиной, башен больше десятка... Сдержат. Если духом не падут, сдержат.

— Дай-то Бог.

Эленча дрожала и стонала во сне.

Дзержка, несмотря на усиленные старания, вынуждена была всеже задремать, из сна ее вырвал рывок. Дepнул ее собственный подчиненный иработник, Собек Снорбайн. Снорбайн командовал группой конюхов, по приказуДзержки объезжающих дороги и бездорожья в поисках потерявшихся и бесхозныхконей, особенно породистых жеребцов и рыцарских декстрариев, хорошего материаладля увеличения поголовья скалецкого табуна. Эленче, которая, широко раскрывглаза, изумленно слушала отдаваемые Снорбайну приказы, Дзержка так же кратко,но и ясно пояснила, что упускать выгоду — значит совершать грех, конечно,бескорыстное великодушие — вещь прекрасная, но только в свободное от занятийвремя, а вообще-то кони будут возвращены, если отыщется хозяин и докажет своина них права. Эленча вопросов не задавала. Тем более что вскоре после этогоДзержка организовала лагерь беженцев, посвящая ему без остатка и праздничные, ибудничные дни.

— Госпожа, — Собек Снорбайн наклонился к уху торговкилошадьми, — дело скверное. Идут чехи. Они сожгли пригород Счинавы. ГорятПроховицы, гуситы идут на Вроцлав... Значит, пройдут здесь...

Дзержка де Вирсинг тут же протрезвела. Пружинисто поднялась.

— Седлай наших коней, Собек. Эленча, вставай,

— Что?

— Вставай. Я ненадолго загляну к монахам. Когда вернусь, тыдолжна быть готова. Идут гуситы.

— Обязательно так спешить? Отсюда до Проховиц...

— Я знаю, сколько отсюда до Проховиц, — отрезала Дзержка. —А торопиться надо. Гуситская разведка, поверь мне, может появиться здесь влюбой момент. Некоторые чехи...

Она осеклась, взглянула на Снорбайна, потом буркнула:

— Некоторые из них ездят на чертовски хороших конях.

* * *

— Иисусе, — вздохнул Ян Краловец. — Посреди моря этот городстоит, что ли?

— Это Одра и ее рукав, —- указал на широко разлившуюся водуУрбан Горн. — А это Олава, она окружает город с юга.

— И неплохо защищает подступы, — заметил Йира из Жечицы. — Ябы сказал, и стены не нужны.

— Однако они есть, — сказал Блажей из Кралуп. — И крепкие.Да и в башнях тоже нет недостатка. А уж церковных-то... Почти как в Праге!

— Та, первая, — показал, хвалясь знанием, Горн, — СвятойНиколай на Щецине, а там вон Николайские ворота. Вон та большая церковь свысокой башней — приходская, Марии Магдалины. Та вон башня — ратуша. А та —церковь...

— Святая Дорога, — бесстрастно продолжил Прокоп Голый,видимо, не хуже его знающий Вроцлав. — А там, на острове Песок, — храм ДевыМарии. За Песком — Тумский остров, за ним Овентокшиская коллегиата, рядомкафедральный собор, все еще строится. Там, подальше... Олбин, большойпремонстрантский собор. А там вон — Святая Катаржина и доминиканский СвятойВойцех. Вы удовлетворены? Уже все знаете? Ну прекрасно, потому что вблизи вамвроцлавские церкви... осмотреть не удастся. Во всяком случае, не в этот раз.

— Ясно, — кивнул головой Ян Товачовский из Чимбурка. — Былобы сумасшествием ударить по городу.

— Маловер! — поморщился и сплюнул Прокоупек. — Если б ИисусНавин думал так же, как ты, то Иерихон стоял бы и по сей день! Могущество Богарушит стены...