Божьи воины - Анджей Сапковский

— Уничтожь что-нибудь другое, — докончил почти сразу же.

* * *

Ревел вол, блеяла коза. Дым стелился низко, плыл к камышамнад рекой. Стонал и охал раненый, только что сшитый цирюльником из Собутки.Среди беженцев словно духи кружили минориты, выискивая признаки возможнойзаразы. Бог их послал, этих монахов, подумала Дзержка. Разбираются в заразах,высмотрят в случае чего. И не боятся. В случае чего не сбегут. Не они. Они незнают страха. В них всегда живет скромное и тихое мужество Франциска.

Ночь была теплая, пахло весной. Кто-то рядом громко молился.

Спящая на подоле Дзержки Эленча пошевелилась, застонала. Онаустала, подумала Дзержка. Она истощена. Поэтому спит так неспокойно. Поэтому еемучают кошмары.

Опять.

Эленча застонала во сне. Ей снились бой и кровь.

Идущий по золотому полю черный тур, думал Рейневан, глядя наполуутопленный в грязи щит. Такой герб профессионалы называют d'or, au taureaupassant de sable. А тот, другой герб, на другом щите, едва видимый из-подзасохшей крови, тот, с красными розами на скошенной серебряной полосе,называется: d'azur, a labanded'argent, chargeedetroisrosesdegueules.

Он нервным движением протер лицо.

Taureau de sable, черный тур — это рыцарь Генрик Барут. Тотсамый Генрик Барут, который три года назад оскорблял меня, бил и пинал назембицком турнире. Теперь досталось ему — удар железным билом цепа такрасплющил и деформировал армет, что о том, как выглядит голова там, внутри, лучшене думать. Гуситы содрали с погибшего рыцаря баварские латы, но погнутый шлемне тронули. Поэтому Барут сейчас лежал как какой-то гигантский гротеск, вштанах, рубахе, в кольчужном чепце, в шлеме и в луже крови, вытекшей из-подшлема.

А три розы, trois roses, это Кристиан Дер. В детстве я игралс ним в рощах за Бальбиновом, над Лягушачьими прудами, на повойовицких лугах.Мы играли в рыцарей Круглого Стола, в Зигфрида и Гагена, в Дитриха иГильдебранда. А потом вместе гонялись за волвольницкой мельниковой дочерью,справедливо полагая, что кому-нибудь из нас она наконец позволит пощупатькое-что рукой. Потом Петерлин взял в жены Гризельду фон Дер, а Кристиан сталмоим дядей... А теперь вот лежит в красной грязи, глядит в небо остекленевшимглазом. И настолько мертв, что мертвее уж не бывает.

Он отвел взгляд.

Война — дело без будущего, а солдатчина — делобесперспективное, утверждал Беренгар Таулер. Из военной заварухи родится НовыйПрекрасный Мир, доказывал — неискренне и слишком обманчиво — Дроссельбарт. Двадцатогоапреля 1428 года, во вторник, в селе Мочидло, развеялись надежды обоих. Таулера— на будущее и перспективы, Дроссельбарта — на что бы то ни было.

В Мочидло им приказал ехать Прокоп Голый. С агитацией.Опасаться, что кому-нибудь в Силезии еще придет в голову идея сформировать изкрестьян пехоту, скорее всего было нечего, однако Прокоп, как говорится,предпочитал дуть на холодное. Под Нисой, крутил он ус, хорошо сагитированныекрестьяне сбежали, прежде чем дело дошло до столкновения. Поэтому надо продолжатьагитацию. Имея в виду будущие стычки.

Они отправились утром, десятеро конных и одна боевая телега.Конников выделил князь Федька из Острога, это были, как и большинство княжескойдружины, венгры и словаки. Телега, четырехконная, как каждая боевая, принадлежаланимбургцам Отика из Лозы и охранялась стандартным эскортом: тележным гейтманом,возницами, четырьмя стрелками с пищалями и пятью людьми, вооруженными цепами,глевиями и судлицами. С ними ехали Дроссельбарт в качестве агитатора, Жехорс —в качестве помощника агитатора, Рейневан в качестве помощника помощника, Шарлейв качестве помощника Рейневана, Беренгар Таулер в качестве избытка Прокоповоймилости и Самсон в качестве Самсона.

Конные венгры, которых чехи презрительно называли кумашами,согнали жителей Мочидла на площадь, а затем быстро разъехались по халупам,чтобы по своему обычаю попытаться что-нибудь украсть, а может, кого иизнасиловать. Кумашские привычки в гуситской армии сурово наказывались, поэтомуострогские мадьяры осмеливались действовать только втихую, во время дальнихпоездок, когда никто не видел. Тележный гейтман решил, что ему видеть нехочется. Его подчиненные тоже всю активность направили на сонную болтовню,почесывание задниц и ковыряние в носу.

Дроссельбарт, залезши на телегу, агитировал. Проповедовал,Утверждал, что все происходящее кругом вовсе не война и отнюдь не грабительскийналет, а братская помощь и мирная миссия, а все вооруженные акции Божьих воиновнаправлены исключительно против вроцлавского епископа, который есть подлец,притеснитель и тиран. И ни в коем случае не против силезского братского народа.Ибо мы, Божьи воины, очень любим силезский народ, благо силезского народаблизко нашему сердцу. Так близко, что ой-ей-ей, и помоги нам Памбу.

Дроссельбарт проповедовал с величайшим запалом, казалось, они сам верит в то, что говорит. Рейневан, конечно, знал, что Дроссельбарт неверит, а говорит то, что ему велели говорить Прокоп и Маркольт. Как могут,удивлялся Рейневан, люди, казалось бы, разумные считать, что кто-нибудь поверитв так грубо шитую белыми нитками и столь очевидную брехню о том, что это мирнаямиссия? Ведь в подобное не должен верить никто, если у него в голове есть хотькроха смысла. Даже крестьянин, жизнь которого проходит в перекладывании однойкучи дерьма на другую, не поверит ничему подобному. Теорию Шарлея, гласящую,что в достаточно долго повторяемую нелепицу поверят все, Рейневан всерьез невоспринимал.

Дроссельбарт покончил с первой агиткой, начал вторую. Огрядущих Новых Временах. Лица крестьян, каменные во время «мирной миссии»,неожиданно оживились. Новые Времена, в противоположность «миссии мирной», имелидля деревенских жителей несколько интересных аспектов.

— В это время на земле не будет ни человеческой власти, нипринуждения, ни подданства, прекратятся барщина и подати. Исчезнут короли,князья, прелаты, а всякое притеснение бедного люда кончится. Крестьянеперестанут платить своим господам арендную плату и служить им, а запруды, ипруды, и луга, и леса будут принадлежать вам...

Наверняка крестьянам достались бы и рощи, и пущи, но литаниюДроссельбарта грубо прервал арбалетный болт, выпущенный из ближайшего леска. Апрежде чем получивший прямо в живот тощага свалился с телеги, из леска галопомвылетел отряд конников. И навалился на них так молниеносно, что они мало чтомогли сделать.