Голубой Марс - Ким Стэнли Робинсон

Зо всецело одобряла этот принцип. Хотя его воздействие на творческих людей, живших на Меркурии сейчас, бывало в высшей степени катастрофическим. Они постоянно высказывали недовольство несправедливыми порядками Терры и страдали от того, что никак не могли избавиться от их влияния. Зато их вечеринки проходили в соответствующей грандиозной обстановке, и Зо весьма нравилось там бывать.

В этот вечер, прилично выпив в Доме, пока город скользил между кратерами Стравинского и Вьясы, группа вышла на узкие проулки искать приключения. Уже через несколько кварталов они вторглись в церемонию то ли митраистов, то ли зороастрийцев – иными словами, солнцепоклонников, имевших влияние на местное правительство. Улюлюканья прибывших нарушили действо и спровоцировали драку на кулаках, после чего им пришлось убегать, чтобы спастись от ареста местной полицией – спассполицаями[38], как их здесь прозвали.

Затем они завалились в «Одеон», откуда были вышвырнуты за буйное поведение. Побродили по проулкам района развлечений, потанцевали снаружи бара, где играл плохой индастриал. Но чего-то все же не хватало. Заставлять себя веселиться было жалким занятием, подумала Зо, глядя на их потные лица.

– А давай выйдем наружу, – предложила она. – Сходим на поверхность и сыграем на дудочке перед вратами зари.

Никто, кроме Мигеля, не проявил к этому интереса. Они жили как селедки в банке, забыв о существовании настоящей земли. Но Мигель много раз обещал ее взять наружу и сейчас, когда их пребывание на Меркурии подходило к концу, ему наконец стало достаточно скучно, чтобы на это согласиться.

Рельсы Терминатора, гладкие и серые, имели цилиндрическую форму и на несколько метров возвышались над землей, установленные на бесконечных рядах толстых пилонов. И город величественно двигался на запад, проезжая небольшие станционные платформы, которые вели в подземные перегрузочные бункеры, к баллардианским обожженным взлетным полосам и убежищам в ободах кратеров. Покинуть город незаметно было невозможно, что неудивительно, но у Мигеля имелся пропуск, которым они активировали южный выход, попав в шлюз и добравшись до подземной станции под названием Хаммерсмит. Там они надели объемные, но гибкие костюмы, а потом прошли по туннелю и очутились на пыльной и беспорядочной поверхности Меркурия.

Ничто не могло быть таким же чистым и свободным, как эта темно-серая пустошь. При таком окружении пьяное хихиканье Мигеля донимало Зо сильнее, чем обычно, и она приглушила уровень громкости в своем скафандре до того, чтобы оно звучало не громче шепота.

Идти на восток от города было опасно, как и просто стоять в той стороне, но увидеть кромку солнца можно было только оттуда. Зо стала пинать камни, когда они двинулись на юго-запад, чтобы получить оттуда угловой вид на город. Ей хотелось взлететь над этим черным миром, и, может быть, какой-нибудь ракетный ранец позволил бы добиться желаемого, но, насколько она знала, никто не удосужился доработать такую идею. Поэтому они просто пробирались вперед, внимательно глядя на восток. Очень скоро солнце поднимется над горизонтом, а пока над ними, в ультратонкой неоново-аргоновой атмосфере, мелкая пыль, поднимаясь под воздействием электронной бомбардировки, превращалась в бледную белую пыль, которая попадала под солнечную бомбардировку. Верхняя часть Рассветной стены, находившейся у них за спиной, казалась вспышкой чистейшей белизны, на которую невозможно было смотреть даже сквозь тяжелые дифференциальные фильтры их скафандров.

Затем скалистый ровный горизонт на востоке, возле кратера Стравинского, засеребрился. Зо, завороженная, не сводила глаз с пылающей и танцующей светящейся линии: солнечная корона возвышалась над горизонтом, словно пламя над волшебным серебряным лесом. Зо и сама горела от восхищения, она готова была махнуть к солнцу подобно Икару. Она чувствовала себя бабочкой, которую манил к себе свет. Она словно мучилась сексуальным голодом. И в самом деле – кричала сейчас несдержанно, будто испытывала оргазм: какое пламя, какая красота! Солнечный восторг – вот как это чувство называли в городе, и надо сказать, это было подходящее название. Мигеля тоже охватил восторг: он скакал по валунам на восток, раскинув руки в стороны, словно Икар, который пытался взлететь.

Затем он неуклюже упал в пыль, и Зо услышала его крик, при том, что громкость внутренней связи у нее находилась почти на нуле. Она побежала к нему и увидела, что его левое колено согнуто под невозможным углом. Тогда она закричала сама и села подле него. Ледяной холод поверхности ощущался даже через костюм. Она помогла Мигелю встать, обхватила его рукой и добавила громкости у себя в скафандре: несчастный громко стонал.

– Заткнись! – приказала она. – Сосредоточься, смотри под ноги.

Они стали ритмично, вприпрыжку двигаться на запад вслед Рассветной стене, чья высокая колоколообразная кривая все еще сияла сверху. Она удалялась от них, и терять время было нельзя. Но они постоянно падали. В третий раз распростершись в пыли, когда все вокруг слилось в слепящую смесь чистой белизны и такой же чистой черноты, Мигель вскричал от боли и, задыхаясь, сказал:

– Беги дальше, Зо, спасай себя! Нам обоим незачем тут умирать!

– Да хрен тебе! – ответила Зо, поднимаясь.

– Уходи!

– Не уйду! А ну заткнись, я тебя понесу.

Он, по ощущениям, весил примерно столько же, сколько весил бы на Марсе – семьдесят килограммов вместе с костюмом. От нее требовалось в первую очередь удерживать равновесие, пока он истерично бормотал:

– Отпусти меня, Зо. «“Краса есть правда, правда – красота”… одно лишь это надо знать»[39].

Она наклонилась и просунула руки ему под спину и колени.

– Заткнись! – крикнула она. – Сейчас это и есть правда, а значит, и краса. – И рассмеялась, побежав с ним на руках.

Из-за него она не могла смотреть под ноги, поэтому устремила взгляд вперед, где яркий свет встречался с чернотой, отчего у нее заслезились глаза. Двигаться было тяжело, и она упала еще дважды, но когда бежала, то нагоняла город с довольно приличной скоростью.

Затем она почувствовала, как ее спину осветило солнце. Это ощущение напоминало покалывание иголками, несмотря на то, что на ней был теплоизоляционный костюм. Мощный прилив адреналина, свет в глаза… Какая-то лощина, параллельная восточному горизонту, вернула себе вид пятнистой области засвеченных теней с безумными контрастами, а затем медленно превратилась в обычный терминатор, после чего все стало темным и тусклым, за исключением огненной городской стены, горящей далеко вверху. Она судорожно хватала ртом воздух, разгоряченная больше от напряжения, чем от света. И все же одного взгляда на раскаленную дугу на вершине города было достаточно, чтобы удариться в митраизм.

Конечно, даже когда город оказался прямо перед ними, забраться в него мгновенно было нельзя. Ей пришлось обежать его сбоку, до ближайшей подземной станции. Всецело сосредоточившись, она бежала минуту за минутой и уже ощущала запоздалую боль в мышцах. Затем впереди на горизонте появилась дверь в холме возле рельсов – Зо тяжело бежала к ней по гладкому реголиту. Бешеный стук в дверь – и их впустили в шлюз, а затем в сам город, где тут же задержали. Зо лишь усмехнулась спассполицаям и сняла скафандр сначала с себя, а потом с Мигеля, и принялась целовать его, рыдающего, растрогавшись его неуклюжестью. Он от боли этого не замечал и просто цеплялся за нее, как утопающий за своего спасителя. Высвободиться из его хватки ей удалось, лишь легонько стукнув его по больному колену. Когда он взвыл, она громко рассмеялась и ощутила прилив адреналина, более приятного и особенного, чем любой сексуальный оргазм, а потому – более ценного. И она снова поцеловала Мигеля, хотя он по-прежнему этого не замечал, после чего протиснулась мимо спассполицаев, заявив, что она дипломат и ей нужно торопиться.