Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд

Прием нам был оказан так себе [вспоминал Ханссен]. Линдстрам прямо с порога заявил: «Я же вам говорил!» – и мы получили внушительный нагоняй [за то, что стартовали в пятницу].

Но остальные члены экспедиции все еще находились в пути. Когда собаки начинали спотыкаться и слабеть, их отвязывали от постромков и позволяли бежать сзади. Каждый был за себя – беспорядочное бегство от холода.

Когда Амундсен, Вистинг и Хелмер Ханссен исчезли из вида, Стубберуд, двигавшийся следующим, заметил, что его собаки замедляют бег. Сам он не мог идти впереди собак – очень болели обмороженные ноги, так что приходилось сидеть в санях. Он оставался совсем один, и, случись буран… произошло бы несчастье. «У меня не было ни примуса, ни палатки, а еды оставалось совсем мало, лишь немного печенья. Приходилось ждать тех, кто позади меня, на что ушло довольно много времени».

В конце концов его обогнал Бьяаланд, и теперь, получив лидера гонки, собаки Стубберуда резво побежали вперед. Во Фрамхейме они оказались через два часа после Амундсена. Но остальных троих участников этой гонки никто не видел, и он высказал надежду, что «раз ложится туман, Йохансен как старый и опытный полярный путешественник разобьет лагерь и подождет до завтра». Однако чуть позже приехал Хассель и сообщил, что у Йохансена и Преструда – последних оставшихся на Барьере – нет ни еды, ни топлива.

Они отстали на много миль. Собаки Преструда отказывались работать и могли тащить только пустые сани. Упряжка Йохансена двигалась рывками, но он гнал ее вперед, чтобы не терять из виду тех, кто шел впереди. Через шесть часов тяжелого пути ему удалось догнать Хасселя, который отметил, что Йохансен

очень резко отзывался о неосмотрительности Амундсена, оставившего [его]. Он просил, чтобы я подождал, но я предпочел двигаться вперед, поскольку до Фрамхейма оставалось еще 16 миль, а унас не было ни примуса, ни керосина, ни кухонной утвари, которые были нужны не меньше, чем хорошая погода, независимо от того, двое нас или трое.

Хассель отдал им палатку – поскольку ни у Йохансена, ни у Преструда своей не было – и уехал один.

А Йохансен остался ждать Преструда и, возможно, спас ему жизнь. Преструд появился через два часа в ужасном состоянии, он был сильно обморожен и едва стоял на лыжах. Йохансен понял, что его нужно доставить в тепло как можно скорее, и отказался от соблазна сделать остановку. Они были на грани истощения после двенадцати часов борьбы с холодом. Двинувшись вперед в сгущающейся темноте, они в итоге достигли Фрамхейма в половине первого ночи и с огромным трудом смогли спуститься с Барьера. Тропинка была узкая и едва заметная. Они заблудились во мраке и тумане и вышли к Фрамхейму только благодаря лаю собак. Линдстрам ждал их с горячим кофе. Температура была минус 51 °C. С пяти часов утра они ничего не ели.

За исключением обмороженных ног, никакого физического урона партия не понесла. Но, по словам Йохансена, «последствия были печальными. Нас охватило глубокое уныние и предощущение неудачи, мы уже не были такими счастливыми и собранными».

На следующий день за завтраком Амундсен спросил Йохансена, почему они с Преструдом так задержались. Йохансен взорвался и резко упрекнул Амундсена в его поведении накануне днем. Лидер не должен был отделяться от своей команды. «Я не могу назвать это экспедицией. Это паника». И вслед за этим он разразился тирадой по поводу стиля руководства Амундсена в целом.

Большинство было согласно с Йохансеном по меньшей мере в том, что касалось оценки событий предыдущего дня. Но они не решились на открытый мятеж. Когда Йохансен закончил, наступила ужасная тишина. После его слов, как заметил Бьяаланд, «лучше всего было вообще ничего не говорить».

Понятно, что Йохансена спровоцировало поведение Амундсена при возвращении во Фрамхейм. Но у этой вспышки имелись и более глубокие причины. Молчаливое противостояние таких личностей в течение длительного времени неизбежно должно было закончиться взрывом. Вопрос Амундсена за завтраком стал легким толчком, вызвавшим мощный обвал.

Вероятно, это оказалось самым серьезным кризисом за всю карьеру Амундсена. Его авторитету бросили опаснейший вызов. Это был настоящий бунт. Его личные чувства были глубоко уязвлены, но во сто крат важнее было другое – такой разлад в изолированном сообществе, где единство означало жизнь, грозил гибелью всем участникам экспедиции. Амундсен понимал:

Непростительная ошибка [Йохансена] заключалась в том, что его заявления были сделаны во всеуслышание. Быка нужно брать за рога, я должен немедленно показать пример остальным.

Ссора не входила в планы Йохансена. Он почувствовал сожаление из-за сказанного почти сразу после того, как произнес эти слова. Но он больше не мог себя контролировать. Десять лет унижений и неудач не прошли бесследно-. Он хранил в своей душе груз обид – реальных и воображаемых, – одна из которых состояла в том, что ему несправедливо дали самую слабую упряжку. Кроме того, из-за пьянства его психика стала опасно нестабильной.

Возможно, он стал жертвой полярной мании. Но Амундсен, даже чувствуя его предвзятость, не мог позволить себе ни симпатии, ни сентиментальности. Ради блага экспедиции ему нужно было восстановить власть над людьми как можно скорее.

Его главной задачей стала необходимость изолировать Йохансена. Он начал с того, что оставил его вспышку без ответа, обратившись с конкретным объяснением своих действий к нему одному, а не ко всем. Он сказал, что двое самых быстрых возниц, Хелмер Ханссен и Стубберуд, обморозили пятки и должны были оказаться в тепле как можно скорее. Это не выдерживало критики, поскольку Преструд, тоже сильно обмороженный, был брошен на произвол судьбы. Правда заключалась в том – и это поняли все, – что Амундсен в какой-то момент потерял голову, глубоко разочарованный результатом проверки своих планов. Он запрыгнул в ближайшие сани и позволил вознице гнать в полную силу, вместо того чтобы отдать приказ снизить скорость и поддерживать контакт со всей партией. Как отметил спустя годы Стубберуд, это «просто было ошибкой». Но в любом случае попытка Амундсена объяснить случившееся смягчила большинство его спутников. Преструд, однако, был сильно подавлен и поддержал Йохансена, после чего Амундсен, сохранявший ледяное спокойствие, прекратил этот разговор. Они встали из-за стола, и вопрос повис в воздухе.

После обеда, за кофе Амундсен вернулся к разговору. Своим самым прозаичным тоном он сообщил, что после утренних событий и речи быть не может о том, чтобы взять Йохансена и Преструда на полюс. Бьяаланд записал в дневнике, что Йохансен, как старый и опытный полярный исследователь, представлял наибольшую опасность, поскольку «мог начать интриговать и вносить смуту в умы своих спутников во время путешествия – тогда все пропало бы».

Все это прекрасно понимали. В любом случае Йохансен был не в ладах с несколькими членами команды, в особенности с Хасселем. Преструд под влиянием ситуации тоже отступил от своей критической позиции, и Амундсен воспользовался возможностью, чтобы заключить с ним мир.

Затем Амундсен объявил, что вместо похода на юг Йохансен под руководством Преструда отправится в мини-экспедицию на восток, в направлении Земли Эдуарда VII.