Под флагом цвета крови и свободы - Екатерина Франк

– Том, пойдем, нам надо спешить.

– Это корабль такой, – с хриплым смешком пояснил неизвестный. – Хороший у нас капитан был, даром что пират – знал, где добычу взять, где переждать, у кого сбыть; как он помер, так и надо было завязывать со всем этим. А я польстился на обещания того ублюдка Джонса, вот и сижу теперь здесь… Спасибо за воду, – прибавил он вдруг совсем другим голосом, глядя на одного Смита. – Знатно, конечно, рожу отделали, но это все ерунда – кому какое дело до нее, до рожи, когда сердце еще живое…

– Идем, Томас, – настойчивее и опасно выше повторил Хантер. Смит кое-как отвел глаза от лица пленника – почему-то сделать это оказалось неимоверно тяжело – забрал, не глядя, опустевшую флягу и понуро последовал за Бенни дальше. Тяжелая дверь, в отличие от других, закрытая наглухо, без окошка, неохотно заскрипела, когда лязгнул проворачиваемый в замке ключ. Пламя единственной свечи заметалось, будто готовясь сорваться с фитиля.

В крошечной камере, расстояние между стенами которой легко покрывалось бы тремя шагами Томаса, было темно, наверняка страшно грязно – в воздухе стояла отвратительная вонь гниющей соломы – и почему-то промозгло до ужаса, хотя снаружи и стоял жаркий тропический день: Томас невольно поежился от холода, про себя ужаснувшись тому, каково должно было быть человеку, вынужденному постоянно здесь находиться. Услышав тихое, прерывистое дыхание, обернулся – и вздрогнул уже по–настоящему, чувствуя, как где-то в тесной клетке ребер сжалось от жалости и ужаса сердце.

Она сидела в самом дальнем углу, скорчившись под обрывками того, что раньше было одеждой: драные окровавленные лоскуты, сквозь которые просвечивала смуглая кожа, испещренная темными пятнами синяков – и рыжие волосы ее даже в почти полной темноте горели для него ярче огней береговых маяков в ночи. Еще не видя ее лица, на котором глаза виднелись лишь черными провалами, полными боли и угрозы, не услышав ни единого слова, наверняка произнесенного бы сорванным, хриплым шепотом – как у того человека в соседней камере – Смит уже знал, что не сможет остановиться и уйти. За спиной непреклонно, решительно захлопнулась дверь – для него, не для нее. Ловушка. Замок.

– Что вам надо? – глухо, угрожающе спросила она, хватаясь за скользкие стены обеими руками в попытке встать – не вышло, слабые пальцы лишь бесполезно царапнули стену: Томас не хотел знать, что успели уже сделать с этой женщиной и что еще собирались. Он видел, что та не заговорит в любом случае – и в обычно наполненной рассеянным туманом с плавающими в нем обрывками мыслей и воспоминаний голове его судорожно, толчками застучало: времени мало, времени мало!

– Мы принесли тебе поесть, – как можно спокойнее ответил за двоих Бенни, наклоняясь и быстро ставя перед собой кувшин. Женщина перевела на него взгляд: в тусклом свете свечи ее глаза казались черными, в действительности же, скорее всего, были серыми или зелеными. На осунувшемся, с опасно заострившимися скулами и кровавыми подтеками на лбу и щеках лице они смотрели пристально и действительно страшно – Хантер вздрогнул и осторожно попятился назад.

– Идем, Том, – упавшим голосом распорядился он, однако Смит не подчинился: пленница не была закована в кандалы, но он, сам не до конца понимая, что делает, поднял с пола кувшин и подошел к ней, опустив обед прямо у ее ног. Холодная, жесткая рука мгновенно обхватила его запястье, но Смит почему-то даже не испугался толком – хоть и слабоумный, он все же был мужчиной, и не пристало ему бояться измученной пытками женщины.

– Чего ты хочешь? – севшим голосом проговорила пленница, и Томас, осененный внезапной идеей, терзавшей его с той минуты, когда он узнал про подсыпанный в пиво порошок, быстро, прикрывая от Хантера спиной, сунул руку во внутренний карман, нашаривая флягу с водой.

– Тебе надо подкрепить силы. Если не хочешь или боишься есть, то хотя бы пей, не то умрешь, – со всей возможной убедительностью ответил он, глядя ей прямо в глаза и указывая на кувшин с пивом сжатой, словно в тисках, ее пальцами рукой; второй он быстро и незаметно вытащил флягу и просунул под охапку тощей соломы у ее колена.

Женщина ни одним движением не выразила, что заметила этот маневр; только ресницы ее на секунду дрогнули, однако Томасу хватило и этого. Бенни схватил его за плечо и почти силой увлек за собой на лестницу.

– Вот ведь ты смелый, Том! У меня душа в пятки ушла, когда ты к ней подошел, – вполголоса выговаривал он приятелю, торопясь в сторону своей излюбленной безопасной кухни. – Уилл говорит, она совсем сумасшедшая.

На другой и третий день Томас трудился в порту – капитан Миллер давно лелеял надежду заново просмолить и покрасить корпус судна, и теперь, получив такую возможность, ухватился за нее, что называется, обеими руками. Однако на четвертый день, уже ближе к вечеру, Смит сумел–таки улизнуть из порта и направился прямиком в дом Рочестера. На кухне Хантера не оказалось, и он успел уже отчаяться, когда неожиданно столкнулся с ним в коридоре, как раз ведшем от подвала к заднему двору. У Бенни оказалась здорово рассечена нижняя губа, и к себе он прижимал растерзанный едва ли не в клочья сверток с едой – вернее, с тем, что от нее осталось. На расспросы приятеля он отвечал, едва ли не захлебываясь словами – не то от ужаса, не то от возмущения:

– Я туда больше не ходок! Пусть мистер Рочестер делает, что хочет! Это не женщина, а сам дьявол во плоти. Я-то спрашивается, чем ей навредил? Говорит, будто я опоил ее чем-то, чтобы вызнать все ее секреты, – нижняя губа его, наливающаяся кровью, подрагивала с таким негодованием, что, не знай Смит про подмешанный в пиво порошок, и он бы при всем своем слабом рассудке заподозрил неладное:

– Не волнуйся. Хочешь, я отнесу ей еду и попробую переубедить? – Хантер в ответ радостно закивал головой: видно, он был по горло сыт этой историей – как и охранники, почти без расспросов на сей раз пропустившие Томаса к пленнице и лишь с непонятными смешками пожелавшие ему удачи.

Первым, что он увидел, оказавшись внутри, была полнейшая темнота: единственной свечи, в прошлый раз хоть как-то освещавшей крохотную камеру, не было. Женщина лежала ничком, лицом вниз – Томасу на секунду показалось, что она мертва, и он непроизвольно метнулся к ней, схватил за плечи:

– Эй, эй! Ты… ты что?.. – пораженно выговорил он, едва не сорвавшись на вскрик, когда чужие руки мгновенно сомкнулись на его горле – слишком слабо, чтобы задушить, но все же вполне ощутимо. От неожиданности Смит потерял равновесие и чуть не рухнул на нее сверху, чудом успев схватиться за стену: – Это я!.. Это же я, помнишь меня? – нашарив пустую флягу в углу, он поднял ее трясущейся рукой. Женщина замерла, в глазах ее появилась тень узнавания:

– Ты – ты снова?..

– Да, – спешно заверил ее Смит, вынимая из кармана заботливо припасенную флягу с водой – самую большую из его запасов. – Возьми ее, а ту я заберу… Заберу, и так будем их менять и дальше, – прибавил он сразу же, заметив, как расширились глаза пленницы. Сверток с обедом лег между ними на пол.

– Еду можешь есть без опасений, но не пей то, что приносит Бенни, – деловито распорядился Смит, опасаясь забыть самое важное – с ним такое нередко случалось. – Если… если у тебя есть кто-нибудь, кому я мог бы…