Конан Дойл - Максим Чертанов

На море тоже все шло в соответствии с мрачными пророчествами Дойла. 18 февраля Германия объявила, что начинает «неограниченную подводную войну». Был отдан приказ топить любое судно под флагом противника независимо от его статуса. В мае германская подводная лодка и-20, расстреляв шхуну с продуктами, торпедировав два пассажирских лайнера и промахнувшись по норвежскому пассажирскому пароходу, встретилась в Ирландском море с лайнером «Лузитания», шедшим из Нью-Йорка в Ливерпуль – еще одной красой и гордостью британцев, неоднократным чемпионом Северной Атлантики. Спасательные работы были плохо организованы, деревянные шлюпки разбились. 761 человек из числа пассажиров и членов экипажа «Лузитании» спасся, 1198 – погибли. 16 августа субмарина и-24 уничтожила другой пассажирский пароход, «Арабик», следовавший из Ливерпуля в Нью-Йорк; там спаслись 389 из 429 человек, находившихся на борту. Как нередко бывает в истории, трагедия имела и положительные последствия. На обоих судах было много американцев, и если до этого момента США занимали выжидательную позицию и даже высказывались против английской морской блокады Германии (торговать мешает), то после него отношения между Германией и Штатами резко ухудшились. Немцы объявили о прекращении подводной войны против невоенных судов – в обмен на то, что США будут давить на Англию по поводу ослабления блокады. (В 1917 году немцы подводную войну возобновили – и Америка, которая к тому времени нашла достаточно других рынков и перестала интересоваться Германией, вступила в войну на стороне Антанты.) Все по Джону Сириусу: война – бизнес, а не спорт.

Сбывался и один из романов Уэллса: хотя полномасштабной войны в воздухе не было, но цеппелины начали бомбить Англию. Первый налет состоялся 19 января. Кайзер Вильгельм выразил надежду, что «воздушная война против Англии начнется с величайшей энергией», но не велел бомбить здания, принадлежащие королевской семье. Летом 1915-го начались бомбардировки Лондона и окрестностей. В последующие годы цеппелины и дирижабли сменились самолетами. От бомбардировок в Лондоне погибло немного людей (около 700 человек за всю войну – пустячок, с точки зрения политика), но для защиты пришлось отвлечь с фронта более десяти тысяч человек, самолеты, прожекторы и другую технику – это, конечно, было серьезнее; к тому же бомбардировки оказывали самое угнетающее психологическое воздействие на людей. В этой войне все новейшие вооружения действовали в основном психологически – репетиция к «настоящим» войнам.

Для координации стратегических усилий держав Антанты 7 июля был образован Межсоюзнический военный совет в Шантийи. Решили для помощи России предпринять еще одно крупное наступление на Западном фронте. В сентябре – октябре были организованы наступательные операции в Шампани и Артуа, но союзным войскам не удалось прорвать оборону противника. Потери союзников составили 300 тысяч человек. Настроение у англичан было крайне подавленное. Газета «Интернешнл сайклик газетт» обратилась к ряду знаменитых людей с просьбой сказать что-нибудь бодрое в утешение скорбящим. Ответ доктора Дойла был самым кратким и самым печальным: «Сказать мне нечего. Лишь время, может быть, залечит раны». Немцы брали много пленных; от нейтральных стран и Красного Креста в Англию стали поступать сведения о жестоком обращении с ними.

«"Таймс", 13 апреля 1915 года.

Сэр, неизвестно, как надо поступать с этими европейскими краснокожими, истязающими своих пленных. Напрасны все призывы к добру, ведь средний немец столько же смыслит в рыцарских чувствах, как корова в математике.

Если наш народ не стремится к мести, то, по крайней мере, мы можем решить, как вести себя дальше. Мы должны напечатать отчет майора Ванделера вместе с официальными американскими докладами и такие документы, как сообщение в голландской газете «Гид» о пытках трех раненых английских офицеров в октябре на пограничной станции. Эту газету следовало бы распространить среди наших солдат во Франции. Когда душа объята праведным гневом, солдат сражается лучше. Это также научит англичан, если кто-нибудь из них нуждается в уроках, что лучше умереть на поле боя, чем поверить в гуманность немцев-победителей.

Искренне Ваш,

Артур Конан Дойл».

В войну втягивалось все больше разных государств. К Антанте присоединилась Италия, но от итальянских войск большого проку не было: четыре их наступления окончились провалом. На стороне Германии выступила Болгария; в октябре австро-германские и болгарские войска начали наступление на Сербию. Великобритания и Франция для помощи сербам высадили экспедиционный корпус в Салониках, но все, что им поначалу удалось сделать – это эвакуировать сербов в Грецию. К началу 1916-го Антанта довела число своих дивизий до 365 против 286 дивизий германского блока. Германия по-прежнему была вынуждена воевать на два фронта, а если считать колонии – то на три. В Англии стали, в свою очередь, появляться немецкие военнопленные. Когда их выводили на работы, охрана поручалась служащим Добровольческой армии. Рота, в которой служил доктор Дойл, тоже занималась этим, и он лично в том числе. Вот уж, наверное, он на них отыгрался, на этих «краснокожих европейцах», – мог бы подумать человек, который плохо знает доктора Дойла. «Выйдя на сельскую дорогу, я решил заговорить с этими несчастными, понуро бредущими беднягами, и установить с ними добрые отношения. Могу поручиться, что они были великолепными работниками, а также вежливыми и послушными людьми». Во многих местах немецких военнопленных «несчастными беднягами» не считали и грубо обращались с ними; доктор немедленно написал трогательное воззвание в их защиту, которое было опубликовано во всех центральных газетах. Излишне, наверное, упоминать, что он снабжал своих подопечных немцев едой и куревом.

Чем только не занимался Дойл, кроме стояния под ружьем и ежедневной работы над «Британской кампанией во Франции и Фландрии»: ездил по госпиталям и военным заводам и писал о них статьи, устраивал обеды и вечера для канадских офицеров, расквартированных в Англии, брал интервью у военачальников, учился разбирать и обслуживать пулемет, читал лекции, встречался с сотнями всевозможных людей – живых и мертвых (несмотря на занятость, он продолжал посещать спиритические сеансы). Дело ему было решительно до всего. Когда все были заняты исключительно войной и всё кругом увешано военно-патриотическими плакатами, Дойл уже пытался коренным образом решить проблему пьянства в английском народе: «Если на стенах наших судоверфей и заводов появятся хорошо сформированные воззвания и если рабочий, входя в любое служебное здание, бросит взгляд на плакат, напоминающий ему о его долге, это, безусловно, окажет воздействие. Когда он прочтет: „Твое пьянство – смерть для наших солдат“, или: „Они пожертвовали для тебя жизнью, неужели ты не бросишь пить ради них?“, или: „Трезвый рабочий сражается за Британию, рабочий-пьяница – за Германию“, эти слова не оставят его равнодушным». А можно и двух зайцев одним ударом попытаться убить – начать плакат с того, что пить нехорошо, а дальше написать: «Без этого ты будешь счастливее, здоровее и богаче. Записывайся добровольцем на фронт». На некоторых оборонных предприятиях рецепту доктора Дойла последовали. Неизвестно, правда, стал ли в результате этой меры средний британец меньше пить.