Некрономикон. Аль-Азиф, или Шёпот ночных демонов - Абдул аль Хазред

Все согласились с тем, что времени тратить не стоит. Действие сока было налицо, и сущность накапливалась на глазах. А значит, пора было подумать о способе передачи мудрости в общее достояние. Стоило мне надеть панцирь, я ясно почувствовал, в каком порядке нам надлежало объединиться на этот раз. Необъяснимо чувствуя дыхание окружавшей нас сущности оживших, я видел этот порядок как единственно верный. Друзья, без сомнения, тоже почувствовали его совершенно безошибочно, ибо мы сразу же, без колебаний, без единого звука и лишнего движения сплотились именно в этом порядке. И едва это произошло, мы с невероятной быстротой устремились в бездну сущности оживших, превратившейся в безбрежье составляющих ее первородных сил. Одновременно мы ощутили, как вся масса сущности, скопившаяся сейчас в лабиринтах скрытого города и продолжающая прибывать, двинулась и очень медленно, но вполне отчетливо поползла в нашу сторону. Было очевидно, что она почувствовала близкое присутствие плоти, родственной той, из которой была изгнана. Это движение, хотя и едва заметное, было незыблемо твердым и неотвратимым, не оставляя никаких сомнений в том, что направится в нашу сторону, куда бы мы ни переместились.

– Мы подобрали тон и произношение слов «сияющие доспехи» в точности такие, какими они звучали в толпе оживших, зовя их на поиски. Они шли за ними, словно на зов повелителя, – прозвучал под сводами железный голос. – Теперь с помощью этих слов их можно направлять куда угодно.

– А мы теперь можем превращать останки отдавших сущность в материал для своих надобностей и тем самым освобождать от них помещения, чтобы туда могли проникать другие, – сообщило Дерево.

Услышав все это, мы были изумлены, хотя нам было и не до того. Наши собратья, не скупясь, делали все для удобства и облегчения нашей работы, превращая город поистине в машину для добычи мудрости, как в давно ушедшие времена.

И сущность оживших потекла через нас… Она именно текла через нас, не оставаясь и не накапливаясь в нашей плоти, а лишь на мгновения задерживаясь в ней. За эти мгновения она вступала в совокупность с нашей сущностью, и многоликий свет, ее составляющий, оставлял в нашей сущности свой след. Он привносил в течение многоликого света нашей сущности свои течения и превращения, передавая таким образом ему записанную в них мудрость. Построения же нашей сущности, обогащенные этой мудростью, благодаря необъяснимому волшебству панциря и нашего нового магического кристалла изливались наружу в виде того же света и первородных сил. Но эти излияния уже были доступны для восприятия наших пришедших собратьев. Они отражались в сказочных зеркалах, летающих вокруг нас переливающимися тысячецветными радугами, плясали на стенах невероятной феерией мерцающих бликов и разносились по залам невообразимой, хотя и едва слышной гаммой неземных созвучий. К тому же мы самыми различными, порой – совершенно необъяснимыми, чувствами ощущали целый букет других проявлений, например, уже знакомые нам переливы тепла и холода. Одним словом, исходящие от нас письмена сразу же переводились здесь, наверное, на все наречия безбрежья.

Вскоре мы заметили, что для построения магического кристалла стало достаточно четверых из нас. Это было весьма ценным обретением, так как позволяло троим высвобождаться для отдыха и отправления насущных дел вплоть до поездок в оазис за припасами. Дерево, правда, охотно взяло на себя снабжение нас съестным, выращивая на себе настоящее изобилие для нас и наших животных – начиная от всевозможных плодов и семян и заканчивая чем-то, очень похожим на мясо. Особенно были этому рады наши верблюды, которым очень пришлись по вкусу сочные, хотя и довольно жесткие побеги, выращенные специально для них. Однако мы все же раз в две недели выезжали в оазис, больше для того чтобы не возбуждать любопытства наших спутников и не спровоцировать их на приезд к нам. Ведь момент присутствия здесь зловещего облака и толпы оживших был для такого визита, прямо сказать, неподходящим. Еда, намаз, телесные упражнения и краткий отдых – все это мы исполняли исправно, аккуратно чередуясь друг с другом в магическом кристалле.

Однажды я вдруг заметил, что сущность оживших, прошедшая сквозь нас, уходит куда-то дальше, в глубь коридоров, и поймал себя на том, что ни разу, как и никто из нас, не задумался над тем, куда же она девается потом. В этом, правда, не было ничего удивительного, так как разум наш был всецело занят прочтением и передачей мудрости. Интересным было другое: мне упорно казалось, что что-то заставило сейчас обратить на это внимание, как где-то рядом появилось что-то, заслуживающее его. Я напряг свои чувства и ощутил едва заметный посторонний запах. В этом запахе было что-то очень знакомое, хотя я мог совершенно точно сказать, что не чувствовал его по крайней мере год. Чем больше я в него внюхивался, тем отвратительнее он становился, обретая все более отчетливую тошнотворность. Но вместе с тем он казался совершенно обычным для глубоких подвалов, откуда, как я определил, он и доносился. И тут я вздрогнул от проснувшегося воспоминания: это был запах Шог-Готтов. У меня похолодело внутри: значит, они тоже находятся где-то здесь! Значит, они учуяли сущность оживших и неведомыми подземными путями приползли сюда, поднявшись в подвалы скрытого города. А может, их послал Хазаат-Тот или сам Ктулху? Я проследил поток уходящей сущности, и у меня не осталось сомнений: он стремился именно в тот проход, откуда исходил ужасный запах. Я рассказал об этом друзьям, и, когда настал наш черед отдыхать, мы с Омаром отправились проверить мою догадку. Войдя с зажженными факелами в проход и пройдя некоторое расстояние, мы обнаружили значительное понижение уровня, которого раньше здесь не было. К тому же проход был намного расширен и превращен в обширный зал, который был тускло освещен знакомым голубым сиянием. Это сияние отражалось в зеркальной поверхности подземного озера, которое простиралось почти на весь зал. Мы были чрезвычайно удивлены появлению всего этого в знакомом лабиринте и стояли неподвижно у самой воды, пытаясь найти всему этому объяснение. И вдруг обратили внимание на поверхность озера. Она была совершенно неподвижной, тогда как прямо под ней происходило ясно различимое и весьма разнообразное движение. Это были волны, водовороты, клубы и перекаты, переливающиеся к тому же удивительным разнообразием зеленых, голубых, синих и фиолетовых тонов, вплоть до совершенно черного. Туман сущности, струящийся из прохода и накапливающийся под сводом, опускался к поверхности, постепенно рассеиваясь, так что над самой поверхностью его уже не было вовсе. Запах же здесь был таким густым, что мы бы уже упали без чувств, если бы недюжинным усилием воли не заставили свое чутье ослабить его восприятие.

Озеро заинтересовало меня настолько, что я, подойдя к самому краю, присел на корточки и потрогал его поверхность. Но, к моему огромному удивлению, пальцы мои не погрузились в воду. То, к чему я прикоснулся, было заметно плотным, хотя и не твердым. На ощупь оно походило на сильно надутый воздухом бычий пузырь, упруго оттолкнув мои пальцы. При этом там, где я прикоснулся, расходясь в стороны, побежали радужные разводы. Поверхность озера вдруг развалилась на огромные части, которые беспокойно зашевелились и задвигались, переползая с места на место. От неожиданности мы с Омаром попятились далеко назад, поняв, что угодили прямо в логово Шог-Готтов. Мы уже хотели броситься бежать, как вдруг услышали булькающий и чавкающий голос: