Темная половина - Стивен Кинг

Стена рухнула внутрь кабинета, подняв пыльное облако изщепок и опилок. Тад закрыл глаза и прижал детей ближе к себе.

Он больше ничего не видел.

Но Алан Пэнборн это увидел, как и Лиз.

Они сбросили покрывало с плеч, как только туча птиц над нимии рядом с ними исчезла в кабинете Тада. Лиз начала пробираться в гостевуюспальню по направлению к открытой двери в кабинет, и Алан спешил за ней.

Какой-то момент он ничего не смог разглядеть там из-зачерно-коричневого облака, клубящегося в бешеной пляске. Затем это облакоприняло какие-то очертания – ужасную и узнаваемую форму. Это был Старк. Он былпокрыт птицами, съедаем заживо, но еще жил.

Еще больше птиц появилось, затем еще и еще. Алан подумал,что этот стук клювов сведет его с ума. А затем он увидел, что они делают.

– Алан! – закричала Лиз. – Алан, они его поднимают!

Предмет, который раньше был Джорджем Старком, предмет,который сейчас был только неопределенно человеческим, поднимался в воздух наворобьиной подушке. Он двинулся через кабинет, почти упал, затем снова поднялсявверх. Он приблизился к огромной дыре в восточной стене кабинета.

Через нее влетело еще больше воробьев; все, которые ещенаходились в других помещениях, ринулись в кабинет.

Плоть стекала и падала со скелета Старка непрерывным дождем.

Тело Старка прошло через провал в стене окруженноеворобьями, остервенело выщипывающими остатки волом с головы своей жертвы.

Алан и Лиз кинулись по ковру из погибших птиц внутрькабинета. Тад медленно поднимался на ноги, держа в каждой руке по малышу. Лизпобежала и забрала их у него. Она ощупывала их, ища раны.

– О'кей, – сказал Тад. – Я думаю, они в порядке.

Алан подошел к проему в стене кабинета. Он выглянул наружу иувидел сцену, напоминавшую лишь сказочную. Небо было черно от птиц, и все же водном его месте находилось словно черное дерево, как будто на цельной материикто-то сделал прорезь.

Эта прорезь имела форму борющегося человека.

Птицы поднимали это все выше, и выше, и выше. Оно достигловерхушек деревьев и, казалось, остановилось там. Алан подумал, что ему слышитсянечеловеческий вопль из центра этого птичьего облака. Затем воробьи двинулисьснова. Наблюдение за ними напоминало зрелище прокручиваемой назад киноленты.Черные потоки воробьев взлетали из всех выбитых окон в доме, они очистили отсвоего присутствия подъездную дорожку, деревья и изогнутую крышу«Фольксвагена».

Все они направлялись к тому центральному темному облаку.

Контур человеческого тела начал снова двигаться... наддеревьями... в темное небо... и наконец исчез из поля зрения.

Лиз сидела в углу, с близнецами на коленях, качая и ласкаяих – но ни один из них, видимо, особенно и не был уже опечален или расстроен.Они внимательно смотрели на ее изможденное и покрытое слезами лицо. Уэндипотрогала его, словно желая утешить мать. Уильям приподнялся, снял перо с волосЛиз и тщательно осмотрел его.

– Он ушел, – хрипло сказал Тад. Он присоединился к Алану,стоявшему все еще у проема в стене кабинета.

– Да, – сказал шериф. Он вдруг разрыдался. Он даже не могпонять, почему это случилось, просто произошло само собой.

Тад попытался обнять его, и Алан успокоился, его ботинкисухо хрустели на тушках мертвых воробьев.

– Нет, – сказал Пэнборн. – Я буду в порядке.

Тад посмотрел через проем снова в ночное небо. Из этойтемноты вдруг появился воробей и сел на его плечо.

– Спасибо, – сказал ему Тад. – Спа...

Воробей клюнул его, внезапно и сильно, кровь потекла подсамым глазом.

Затем он улетел, присоединяясь к другим птицам.

– Почему? – спросила Лиз. – Она смотрела на Тада,шокированная. – Почему он так сделал?

Тад не ответил, но подумал, что знает ответ. Он подумал, чтои Роули Делессепс также знает этот ответ. То, что произошло, было достаточномифическим... но ведь это была не сказка. Может быть, последний воробей и былпослан той силой, которая посчитала, что Таду нужно напомнить об этом. Чтобы оннадолго это запомнил.

Будь осторожен, Тадеуш. Ни один человек не может управлятьагентами из загробного мира. Очень недолго – и всегда есть цена.

«Какую цену должен буду уплатить я? – подумал Тад. А затем:– Счет... когда он должен прийти?»

Но это был вопрос для другого времени, другого дня. А крометого было еще и такое – может быть, счет уже был оплачен.

Может быть, он был навсегда отпущен.

– Он мертв? – спросила Лиз... почти умоляюще.

– Да, – ответил Тад. – Он мертв, Лиз.

Книга закрывается на Джордже Старке. Пошли, ребята – давайтевыбираться отсюда.

"Генри не поцеловал Мэри-Лу в тот день, но он неоставил ее без слова, хотя и мог так поступить. Он видел ее; он вытерпел еераздражение и подождал, когда оно перейдет в то блокирующее молчание, котороеон так хорошо знал. он уже распознал, что большая часть этих печалей были ееличными, а потому не подлежали разделению с ним или даже обсуждению. Мэри-Лувсегда лучше всего танцевала, когда танцевала одна.

Наконец они пошли через поле и посмотрели еще разок натеатр, где Эвелин умерла три года назад. Это было не очень много для прощания,но это было лучшим, что они могли сделать. Генри чувствовал, что это достаточнохорошо. Он положил маленькие бумажные куколки-балерины, принадлежавшие некогдаЭвелин, у высокую траву около разрушенной веранды, зная, что ветер несет ихотсюда достаточно скоро. Тогда и он с Мэри-Лу покинут это старое место впоследний раз. Это не было хорошо, но все было правильно. Достаточно правильно.Он не был человеком, верящий в счастливые концы. И та ясность, которую он имелв мыслях, происходила главным образом от этого".

Тадеуш Бомонт. «Неожиданные танцоры».

Сны людей – их настоящие сны, а не галлюцинации, которыемогут приходить во сне, а могут и не приходить – кончаются в различное время.Сон Тада Бомонт о Джордже Старке закончился в четверть десятого вечером, когдапсихопомпы отнесли его темную половину в то место, которое было емупредназначено. Сон завершился черным «Торнадо», этим тарантулом, на котором Тади Джордж всегда приезжали к дому в это постоянно возобновляемом ночном кошмаре.

Лиз и близнецы были наверху подъездной дорожки Бомонтов,там, где она соединялась с Лейк Лейн. Тад и Алан стояли около черногоавтомобиля Джорджа Старка, который уже и не выглядел черным. Теперь он сталсерым от птичьего помета.