Темная половина - Стивен Кинг

Они опустились на колени. Сперва им удалось чуточкупродвинуться, хотя это было не самое приятное занятие, поскольку ползтиприходилось по живому ковру из воробьев толщиной не менее восемнадцати дюймов.Но затем они опять натолкнулись на ту же живую стенку. Глядя вниз, подпокрывало, Он мог видеть сплошную массу из живых и мертвых воробьев. Воробьивнизу на ступеньках были раздавлены. Поверх этого слоя находились слои других,еще пока живых, но тоже обреченных на смерть птиц. Еще выше – примерно в трехфутах от ступенек лестницы – воробьи летали в своего рода зоне самоубийств,сотрясаясь и падая, некоторые снова взлетали вверх, но большинство птицоставалось внизу, раздавленные своими же собратьями с переломанными ножками икрыльями. Воробьи, как вспомнил шериф, не могут парить в воздухе.

Откуда-то сверху, по другую сторону этого живого барьера,раздался мужской вопль.

Лиз в ужасе посмотрела на Алана, прижалась к нему плотнее.

– Что мы можем сделать? – прокричала она. – Что мы можемсделать, Алан?

Он не ответил. Потому что отвечать было нечего. Они ничегоне могли сделать.

Старк двинулся к Таду с бритвой в правой руке. Тад попятилсяк медленно открывающейся двери в его кабинет, не сводя глаз с лезвия. Онсхватил еще один карандаш со стола.

– Это вряд ли тебе принесет пользу, старина, – сказал Старк.– Не сейчас.

Затем его глаза обратились к двери. Она уже открыласьдостаточно широко, и воробьи устремились в щель сплошной рекой... и они неслисьна Джорджа Старка.

В одно мгновенье на его лице появилось выражение ужаса ипонимания.

– Нет! – завопил Старк, и начал полосовать их бритвойАлексиса Мэшина. – Нет, я не хочу! Я не хочу возвращаться! Ты не можешьзаставить меня!

Он разрезал одного воробья точно пополам и в воздухепронеслись вниз два трепещущих крыла. Старк яростно размахивал бритвой направои налево вокруг себя. И Тад внезапно все понял

(Я не хочу возвращаться)

что здесь происходило.

Психопомпы, конечно, пришли, чтобы послужить эскортом дляпроводов Джорджа Старка в Эндсвилл, назад в страну мертвых.

Тад отшвырнул карандаш и кинулся к детям. Весь кабинет былзаполнен воробьями. Дверь теперь была почти полностью открыта, рекапревратилась в поток.

Воробьи садились на широкие плечи Старка. Они садились наего руки, голову. Они ударялись об его грудь, сперва дюжинами, а затем сотнями.Он извивался в облаках падающих перьев и непрерывно размахивал бритвой, пытаясьне отдать то, что уже получил.

Они покрыли лезвие бритвы, ее дьявольски блестящаяповерхность была утоплена в перьях, оставленных погибшими под ее ударамиптицами. Тад посмотрел на своих малышей. Они прекратили хныкать. Они смотреливверх на кипящий и непрерывно содрогающийся воздух с одинаковым выражениемудивления и удовольствия. Их руки были подняты, словно они проверяли, не идетли дождь. Их крохотные пальчики были раздвинуты. Воробьи садились а них, но неклевали.

Зато они клевали Старка.

Кровь струилась по его лицу в сотне мест.

Один из его глаз был уже выклеван. Воробей сел на шею Старкуи начал долбить рану на его горле, нанесенную карандашом Тада. Птица успелатрижды клюнуть и очень быстро – «ра-ра-ра» – как очередь из пулемета, преждечем Старку удалось схватить ее и раздавить с треском как живую хлопушку.

Тад закрыл собой близнецов, и теперь птицы садились и нанего. Но не клевали, а только сидели.

И наблюдали.

Старк исчез. Он превратился в живую, извивающуюся скульптуруиз птиц. Кровь сочилась отовсюду, из всех щелей и дыр в его теле. Откуда-тоснизу Тад услышал звук треска и разлома – дерево поддавалось напору птиц.

«Они пробили путь на кухню», – подумал он. Он мелькомвспомнил о газопроводных трубках к печи, но эта мысль была очень быстрой ипоказалась не важной.

А теперь он все чаще слышал звук отдираемой от костей Старкаживой плоти.

– Они пришли за тобой, Джордж, – услышал Тад собственныйшепот. – Они пришли за тобой. Спаси тебя Бог.

Алан ощутил перед собой свободное пространство и посмотрелчерез ромбовидные дыры в покрывале. Птичий помет сполз ему на щеку, и он стерего. Лестничная клетка все еще была полна воробьями, но их количество резкоуменьшилось. Большинство оставшихся в живых птиц видимо устремилось туда, кудаони с самого начала держали путь.

– Пошли, – сказал он Лиз, и они начали подниматься похрустящему ковру из мертвых птиц. Они только достигли второго этажа, какуслышали возглас Тада: – Берите его теперь! Берите его! ЗАБИРАЙТЕ ЕГО ОБРАТНО ВАД, ОТКУДА ОН ПРИШЕЛ!

И вихрь из птиц превратился в ураган.

Старк сделал последнюю агонизирующую попытку избавиться отних. Ему некуда было идти, некуда было бежать, но он все равно попытался. Этобыл его стиль.

Колонка птиц, облепивших его, двинулась вперед вместе с ним;огромные мощные руки, покрытые воробьиными перьями, головами и крыльями,поднялись в последнем усилии и яростно стали бить по торсу, пересекаясь нагруди. Птицы, частично раненные, частично мертвые, падали на пол, и в какой-томиг Таду представилась картина, которая преследовала его всю оставшуюся жизнь.

Воробьи пожирали Джорджа Старка живьем. Глаз у него уже неосталось, вместо них зияли пустые впадины. Нос сократился до ничтожноговыступа. Его лоб и волосы были содраны начисто, обнажая белую поверхностьчерепа. Шеи почти не осталось. Птицы расклевали его живот. Стая воробьев сиделана ногах Старка и со все большим усердием проклевывала в них дыры, подбираясьвсе выше и выше, собираясь добраться и до его внутренностей.

И Тад заметил еще кое-что.

Воробьи пытались поднять Старка. Они пытались... и оченьскоро, когда они уменьшат вес его тела, им это удастся.

– Берите его теперь! Берите его! ЗАБИРАЙТЕ ЕГО ОБРАТНО В АД,ОТКУДА ОН ПРИШЕЛ! – закричал Тад.

Крики Старка прекратились после того как его горло былопроклевано сотнями безжалостных клювов. Воробьи теперь перебирались на руки, ина секунду даже его ноги мелькнули на кровавом паркете.

Он махнул руками – тем, что от них осталось – вниз по бокамдиким жестом, давя дюжины птиц... но дюжина дюжин рвалась занять место выбывшихпернатых коллег.

Звук трескавшейся и расщепляемой древесины справа от Тадавдруг стал все усиливаться. Тад посмотрел туда и увидел что восточная стенкаего кабинета разваливается подобно папиросной бумаге. Он за какой-то миг сумелрассмотреть тысячи желтых клювов, пробившихся сквозь дерево одновременно, азатем схватил близнецов и накрыл их собой, выгнув тело, чтобы защитить из отобломков, может быть, впервые и единственный раз в жизни проявив настоящуюловкость и проворство.