Мари. Дитя Бури. Обреченный - Генри Райдер Хаггард

– Возможно, это сражение станет для тебя последним, – предположил я.

– Пожалуй, что так, Макумазан. Но разве это имеет значение, если я и королевский полк умрем славной смертью, о которой будут слагать песни? О, не унывай, Макумазан! Держись, Макумазан, ведь твой дух тоже смотрит на тебя, как, обещаю, будем смотреть на тебя все мы, когда щиты встретятся. Ибо знай, Макумазан: мы, простые черные солдаты, в этот день ожидаем от тебя, что ты покажешь нам, как надо сражаться, если придется, пасть сраженным на груду поверженных врагов.

– О-о, – протянул я. – Вот что у вас, зулусов, означает «давать советы»… Ты чертов кровожадный старый прохвост, – добавил я по-английски.

Но Мапута уже не слышал. Он схватил меня за руку и показал вперед и чуть влево – туда, откуда быстро приближался «рог» огромной армии узуту: живая длинная тонкая линия, хищно сверкающая копьями. Двигающиеся руки и ноги делали солдат похожими на пауков, туловищами которым служили большие боевые щиты.

– Понимаешь, что они задумали? – спросил Мапута. – Они «забодают», пронзят рогами Умбелази, а затем ударят своим лбом. Рог пройдет между нами и правым флангом исигкоза. О, просыпайся, просыпайся, Слон! Или ты еще спишь в хижине с Маминой? Копья к бою, сын короля, и – на врагов, как только они полезут на склон. Вон, смотри! – продолжил он. – Это же сынок Данн начинает битву! Разве я не говорил, что белые люди покажут нам, как надо биться? Глянь-ка в свою трубу, Макумазан, расскажи, что там происходит.

Я «глянул» в любезно оставленную мне Джоном Данном подзорную трубу, хоть и маленькую, но очень недурную, – и увидел все достаточно ясно. Джон Данн верхом добрался почти до вершины левого «рога» узуту, размахивая белым платком и сопровождаемый своим малочисленным отрядом полиции и кафров Наталя. Затем откуда-то из рядов узуту выпорхнуло облачко белого дыма. В Данна выстрелили.

Он выронил платок и спрыгнул на землю. Через мгновение он и его полиция открыли беглый ответный огонь, и в рядах наступавших стали падать люди. Узуту подняли боевой клич и пошли вперед, сначала медленно и с опаской, явно боясь пуль. Шаг за шагом, теснимые назад, люди Данна храбро сражались с превосходящими силами. Вот они поравнялись с нами, не более четверти мили слева от нашей позиции. Их теснили дальше. Вот они скрылись в зарослях кустарников позади нас. Лишь много времени спустя я узнал, что сталось с ними, поскольку в тот день мы больше не встречались.

Тем временем «рога» сделали свое дело и охватили армию Умбелази, словно челюсти осы, сомкнувшиеся вокруг мухи (почему же Умбелази не отсек эти «рога», недоумевал я), и в бой вступил центр армии узуту. Численностью двадцать или тридцать тысяч, полк за полком войска Кечвайо устремились вверх по склону, и там, близ его гребня, были встречены силами Умбелази, бросившимися навстречу атакующим с боевым кличем «Лаба! Лаба! Лаба! Лаба!».

Долетевший до нас грохот столкнувшихся щитов был подобен громовому раскату, а отблески наконечников копий – сполохам молний. Наступавшие остановились и дрогнули, и следом ряды амавомба взревели:

– Победа Умбелази!

Напряженно следя за боем, мы увидели, что узуту сдают назад. Они оставили склон, покрытый черными точками, – убитыми или ранеными бойцами.

– Почему Слон не использует преимущество? – изумленно воскликнул Мапута. – Бык узуту завалился на спину, почему он не топчет его?

– Наверное, потому что боится, – ответил я, не прекращая наблюдения.

А наблюдать, поверьте, было за чем. Обнаружив, что их не преследуют, воины Кечвайо быстро перестроились у подножия холма, готовя новую атаку. И тут среди войска Умбелази, наверху склона, произошло нечто непонятное – какое-то быстрое движение, сопровождаемое сильным шумом и громкими сердитыми выкриками. Затем внезапно из середины армии исигкоза выступил отряд в несколько тысяч воинов. Быстро, но не ломая строя, они скатились вниз по склону к рядам узуту. Копья свои они держали наконечниками вниз. Поначалу я решил, что исигкоза самовольно бросились в атаку, но затем увидел, что ряды узуту расступились принять их, не издав ни единого приветственного возгласа.

– Предательство! – воскликнул я. – Кто это?

– Садуко с солдатами амакоба, амангвана и другими. Я узнал их по прическам, – ледяным тоном проговорил Мапута.

– Хочешь сказать, что Садуко со всем своим войском переметнулся на сторону Кечвайо? – взволнованно спросил я.

– А что еще, Макумазан? Садуко предатель, с Умбелази все кончено. – И он быстро провел рукой по своему рту – жест, имевший единственное значение у зулусов.

Я со стоном опустился на камень: мне все стало ясно.

Очень скоро от узуту донеслись яростные победные крики, и вновь их воинство, подкрепленное полками Садуко, двинулось на склон. Умбелази и примкнувшие к нему из партии исигкоза – полагаю, их осталось не более восьми тысяч, – не стали дожидаться резни. Они побежали! Они обратились в позорное беспорядочное бегство, смели на ходу тонкий левый «рог» наступавших лишь потому, что превосходили их числом, и, огибая наш холм, потянулись окольным путем в сторону берега Тугелы. К нам, на вершину холма, прибежал их гонец.

– Вот слова Умбелази, – задыхаясь, проговорил он. – О Бодрствующий в ночи и Мапута! Умбелази умоляет вас исполнить просьбу короля и задержать узуту. Тем самым дать принцу и тем, кто с ним заодно, позволить выиграть время и бежать с женщинами и детьми в Наталь. Его главный военачальник Садуко изменил ему и с тремя полками переметнулся на сторону Кечвайо, а потому против многих тысяч узуту нам уже не устоять.

– Отправляйся к принцу и скажи, что Макумазан, Мапута и полк амавомба сделают все, что в их силах, – спокойно ответил ему Мапута. – И еще передай. Нас мало, а войско у Кечвайо большое, поэтому пусть переправляет за Тугелу женщин и детей как можно скорее.

Гонец метнулся прочь, но, как узнал я впоследствии, до Умбелази не добрался – беднягу убили в пяти сотнях ярдов от того места, где мы стояли.

Мапута отдал приказ, и амавомба выстроились в три линии: тринадцать сотен воинов в первой, тринадцать сотен во второй и примерно тысяча бойцов в третьей. Позади следовали триста или четыреста юношей-носильщиков. Мне определили место точно в середине второй линии, откуда, сидя верхом на лошади, как предполагалось, я своим видом буду вдохновлять воинов.

В этом боевом порядке мы выдвинулись на несколько сот ярдов влево, по-видимому с целью вклиниться между бегущими и преследующими их узуту, или если последние предпочтут обойти нас, то угрожать их флангу. Военачальники Кечвайо недолго оставляли нас в сомнении о своих замыслах. Главные силы их армии сместились вправо для преследования бегущего врага, но три полка, каждый по две с половиной тысячи копий, остановились. Прошло минут пять, в течение которых они перестраивались, как мы, в три линии, держа дистанцию между полками в шестьсот ярдов.

Эти пять минут показались мне бесконечно долгими и, возможно, последними для меня на земле. Я попытался собраться с мыслями, однако странное дело: мысли мои разбегались – как и взгляд мой, мысли мои блуждали. Я оглядел ряды ветеранов амавомба и заметил: они спокойны и даже как будто торжественны, как люди, приготовившиеся к смерти. Ни капли страха не было в их облике. Еще я заметил, как стоящие рядом со мной воины делятся с соседями понюшками табаку, передавая табакерки. Два седовласых воина, по-видимому давнишние друзья, пожали друг другу руки, словно расставаясь перед долгим путешествием. Двое других негромко обсуждали, много ли нам удастся истребить врагов, прежде чем те истребят нас.