Стекло и дерево - Сергей Буянов

– Евгения Евгеньевна, с ними женщина.

– Евгения Евгеньевна, Главный принимает их у себя.

– Евгения Евгеньевна-а! Они, они забирают Главного!!!

– Как забирают?

– В наручниках!

Евгения Евгеньевна выглянула в окно. По дорожке между корпусами вели Главного.

Дулина взглянула на соседние окна: все залеплены лицами зевак! И белые халаты врачей, и разноцветные санитарок, и серовато синие униформы больных! Главный шёл, опустив голову, неестественно сгорбившись.

– Евгения Евгеньевна! Они забрали главбуха. Они предъявили обвинения в финансовых махинациях! Это ложь!

– Тебя не спрашивают: Ложь, не ложь! Быстро говори по существу!

Главного, аккуратно расступившись, пропускали в воронок. Когда он, полусогбенный, на неслушающихся ногах влезал внутрь, откуда-то на миг мелькнула волосатая ручища, от души врезавшая подзатыльник арестованному.

– Они нашли его фабрику!

– Всё! Довольно! Заткнись!

«Нашли фабрику»! – застучало в голове Дулиной. Она полагала, что менты могут найти финансовые нарушения не касающиеся её лично: несвоевременную оплату труда больным и медработникам, пропавшие миллионы, перечисленные на якобы разорившуюся фирму, продажу списанных, сильнодействующих и наркотических препаратов на худой конец, но не целую фабрику!

Сама Евгения Евгеньевна предложила использовать рабский труд. Всё до гениальности, просто! Обращавшихся в наркологию, госпитализировали, откачивали, снимали алкогольную интоксикацию, а затем требовали непосильную сумму за платные услуги. Не можешь заплатить? Оставляй паспорт и отрабатывай сорок дней за чашку больничного супа, а потом – уматывай восвояси! Доброе дело – благотворительность! Алкаш бы сдох с голоду, а тут пайка обеспечена! Если же, больной где-то работает – пожалуйста, получай больничный! Откуда ему знать, что его труд превышает стоимость пайки в сотни раз? А особо умных просто не ложили в отделение: мест нет и баста! Но бумаги-то в полном, ажуре! Трудотерапия! Неужели, время бумаг миновало? Судя по последним событиям в стране, да. Только вот, не думала Евгения Евгеньевна, что и до них дойдут! Дошли…

Дулина рванулась к выходу. У самой двери кабинета, скучающе зевали двое сержантов в форме.

Обложили, суки! Обложили!!!

Главбухшу также запихали в воронок, втолкнув необъятные формы аморфного тела.

Её оставляют на десерт?

Так и есть. Идёт полковник Кудрин и ещё двое. Улыбаются, скалятся, волки позорные!

Дулина чуть не взвыла от досады! Да ничего ей не будет, отпустят! Ещё извиняться будут!

– Евгения Евгеньевна, – полушёпотом – по селектору, – с ними представитель президента.

Похоже, извиняться не будут.

И отпускать не будут!

Идут, идут по её душу! Уже вся больница высыпала во двор, растоптали тающий снег и все, как один, уставились на неприступный бастион корпуса лечпрофа.

Это хана! Нет, её так вести не будут, на неё кандалы не наденут! Фигушки вам, сволочи!!!

– Сам будешь зачитывать? – улыбнулся полковник.

– Если можно, – улыбнулся капитан.

– Заслужил! – улыбнулся представитель президента.

– Хрена с два! – оскалилась Дулина, нажимая на поршень шприца.

Они, не спеша, вошли в отделение, поднялись по лестнице. В коридоре стояли сторожа у металлической приоткрытой двери процедурного кабинета.

– Там?

– Там. Но, там туалет, – предупредил сержант.

– Идиот! Какой там туалет? – капитан рванул двери на себя.

Переломившись через кушетку, в середине комнаты лежала Дулина со шприцем в вене: глаза широко раскрыты и торжествующая улыбка с желтоватой пеной на губах.

– Врача! Быстро врача! Что за идиотия, в больнице нет врача? Врач появился, констатировал мгновенную смерть.

– На кончике иглы.

Зачитывать обвинение отпала необходимость. Преступница наказала себя сама.

– А вы куда смотрели, бараны?

– Она вышла, говорит: «Мне хоть поссать можно»? Ну, мы, всё по инструкции – двери приоткрытые…

– Рапорт подадите после обеда, – неожиданно улыбнулся капитан. Дулина всё равно сделала по-своему: ушла непобеждённой.

Да так оно и лучше. Причём, для всех. Бесконечные апелляции, заморозки смертной казни и так далее! О шести кубах леса капитан больше не думал – не те масштабы.

– А теперь, капитан, ты уже майор. Только прозвище твоё, наверное, останется на всю жизнь! – похлопал по плечу коллегу Кудрин. – Пошли, Капитан, отметим!

Рим узнал новость позже всех.

Васильчиков вызвал его из дома на следующий день после ареста.

– Рим Николаевич, – улыбался профессор, – результаты проверок студентов аннулированы! Выговор с вас снят ректором!

Шеф говорил приятные вещи, – только вот, почему-то старался не глядеть в глаза.

– А Дулина?

– Дулина? Умерла.

– Как, умерла?

– Самоубийство, суицид.

– Как? Её жизнь была прекрасной!

– Знаете? – улыбнулся Егор Степанович. – Прекрасная жизнь не всегда является причиной отказа от неё.

– Я не понимаю.

– Вскрылись факты воровства: Главного арестовали и всех причастных – тоже, а вот Евгения Евгеньевна не пожелала и ушла из жизни.

– А что с Киборгом?

Профессор перестал улыбаться.

– Мутизм – абсолютно неконтактен.

Рим покачал головой. Вспомнилось случайно оброненное Васильчиковым когда-то: «Как там Киборг»? Любимов взглянул в глаза профессору. Егор Степанович развёл руками, мол, сделали всё, что могли. «И как могли», – немо дополнил Рим.

– Кстати, Рим, твоё отделение с сегодняшнего дня приказом губернатора объявлено лечебно-научным центром.

– Откуда такая забота властей? – удивился Рим.

– Благодаря публикации.

– В интернете?

– Местный рупор культуры – Сулимович задел губернатора в связи с твоим именем. Полагаю, отсюда, – улыбнулся шеф и тотчас понял, что Любимов не в курсе: – Уже бывший редактор «Нашего журнала» кое-что писал относительно твоей работы, премии. Злопыхательски так писал. О подарке на свадьбу от губернатора случайно упомянул. Губернатор обиделся: редактор – теперь бывший, ныне ответчик за клевету в суде, а отделение – со статусом центра всероссийского масштаба. Так что, поздравляю, Рим Николаевич!

– Спасибо, Егор Степанович.

– А вот ещё! Пока не уходи! – профессор достал из стола лист бумаги с наложенными резолюциями: ходатайством Васильчикова и разрешением ректора. – Тебе осталось заполнить лист и подписать!