От Лукова с любовью - Мариана Запата

И мы сделали.

– Посмотрите, как высоко!

– Я не видел такой подкрутки с 2018 года, когда выступала команда Луковых! – заявил телекомментатор.

Мы с Иваном одновременно фыркнули.

Не было нужды смотреть на него, чтобы понять, что он закатил глаза.

Потому что я тоже закатила глаза.

– Это явно на сантиметров пятнадцать ниже, чем обычно делали мы, – пробормотал Иван за моей спиной.

Я опять фыркнула, не отрывая глаз от телевизора.

– Я думаю, что, скорее, сантиметров на тридцать, – заметила мама, сидя на другом конце дивана, она так любила заезжать к нам, что постоянно принимала противоаллергические лекарства.

– Марку пора уходить с должности комментатора. Три последних сезона я думал, что ему явно нужны очки, – заявил Джоджо, который лежал на полу, одной рукой подперев голову, а другой держа бутылочку у рта Елены.

– Джонатан, это неделикатно, – сказал ему Джеймс. Не глядя на него, я знала, что он покачивает головой.

Глаза всех нас были прикованы к экрану телевизора, на котором по льду без усилий скользила канадская пара, их движения были идеально выверены, грациозны и прекрасны. Я не испытывала к ним неприязни. Они были прекрасны.

Но не так прекрасны, как обычно бывали мы.

– Это было замечательно! – возбужденно ворковал комментатор на экране.

– Он сейчас надрывается, не слыша собственного голоса, – проворчала я, качая головой.

Мужчина рядом со мной издал звук, заставивший меня посмотреть на него уголком глаза. Глядя на меня, он склонил голову набок, по его губам промелькнула ухмылка, которую я знала, как свои пять пальцев, она осталась такой же непристойной и удивительной, как и много лет назад.

– Твои вращения были чище и быстрее, чем у нее.

Я кивнула, продолжая смотреть на него, не обращая внимания на висящий на стене огромный телевизор, транслирующий Олимпийские игры 2026 года.

– Ты тоже выглядел более непринужденно. И ты явно сильнее, чем он.

Он фыркнул и, наклонившись ниже, прошептал мне на ухо:

– Явно. Все же твоя задница смотрится лучше, чем ее.

Я хмыкнула, а он улыбнулся. Мы сидели бок о бок, вплотную друг к другу, совершенно слившись от бедер до голеней. Его рука была прижата к моей. Иван вытащил ее, поднял, бросив мне на плечо и еще сильнее, чем прежде, прижимая меня к себе. Подняв ноги, я закинула их ему на колени, чем заслужила поцелуй в щеку, а потом мы оба развернулись к экрану как раз в тот момент, когда спортивный комментатор прошептал:

– Невероятно!

Комната огласилась стонами, я не могла бы сосчитать их.

Я не сказала бы, что удивилась, но…

– Держу пари, что вы бы победили, если бы участвовали в соревнованиях, – проворчал Джоджо.

Я кивнула, глядя, как пара делает тодес, который, могу поспорить, мы с Иваном по-прежнему могли бы исполнить лучше. Не то чтобы мы больше не тренировались, но чаще всего по утрам, пока каток не заполнялся молодыми, перспективными фигуристами, он брал меня за руку, и мы повторяли свои прежние программы в облегченном варианте. Мы постоянно смеялись, часто заменяя тройные прыжки двойными, но при этом всякий раз ловили взгляд друг друга и знали, что думаем об одном и том же. И мы делали тройной зубцовый прыжок. Или тройной тулуп. Редко, в очень-очень удачные дни мы делали тройной лутц. Просто для того, чтобы знать, что мы еще способны на это.

А потом у нас появятся дети, и мы станем работать. Тренерами. У Ивана будет несколько мальчиков, а у меня – несколько девочек.

Мы мечтали о том, чтобы тренировать пары… но только если найдем подходящих спортсменов. Пока мы их просто не нашли.

Прошло четыре года с тех пор, как мы ушли из активного спорта, но все еще казалось, что это случилось вчера.

Четыре года с тех пор, как Ивану сделали операцию на позвоночнике. Операцию, которая была такой опасной, что я дважды падала в обморок в комнате ожидания. Четыре года с тех пор, как врач сказал, что для него продолжать заниматься парным катанием было бы безрассудством.

И четыре года с тех пор, как Иван посмотрел на меня и сказал:

– Найди другого партнера. Ты не должна уходить из-за того, что ухожу я.

Что за идиот, твою мать. Люди никогда не меняются. Как будто был кто-то еще, чьей партнершей я захотела бы стать.

Прошло пять лет с тех пор, когда мы победили на нашем последнем – и третьем – чемпионате мира.

Восемь лет с тех пор, как мы выиграли свой второй чемпионат мира.

Восемь лет с тех пор, когда мы завоевали две золотые медали. Одну – как пара, а другую – в составе команды. Что сделало Ивана самым титулованным американским фигуристом за всю историю.

Девять лет с тех пор, когда мы выиграли свой первый чемпионат мира и первый из трех национальных чемпионатов.

Важнее всего, что это были девять лет, прошедшие после нашей женитьбы. Девять лет и три месяца с того самого момента по окончании нашей произвольной программы, когда, уходя со льда с раскрасневшимся лицом под вопли толпы, он сказал:

– Я думаю, что ты должна выйти за меня замуж, Фрикаделька.

Я заставила его повторить это всего три раза. А когда мы поженились в той внеконфессиональной церкви, в которой сочетались браком Джоджо с Джеймсом, это был самый прекрасный момент в моей жизни. А потом родились Дэнни, Тати и Елена.

– Папочка, – раздался тихий голосок с пола. – Это небрежный двойной аксель, правда?

– Очень небрежный, – солгал Иван, сжимая мое плечо.

– Ты скажешь мне, если я буду небрежна, правда?

Взглянув на Ивана, я вскинула брови, глядя, как он корчит рожу, потому что мы оба знали правду. Чтобы он сказал своей малышке, что она что-то делает неправильно? Несерьезно.

– Я скажу, если ты будешь небрежна, – послышался оттуда же с пола голос семилетнего мальчугана. – Ты вчера была небрежной.

– Нет, не была! – выкрикнула шестилетняя девочка, садясь так, что в первый раз с тех пор, как все мы – включая трех собак и двух поросят – заняли гостиную, чтобы посмотреть вечером короткую программу, стали видны ее темные волосы.

– Да, была! – заявил Дэнни, все еще не попадая в мое поле зрения. – Я наблюдал за тобой!

И тут раздался плач Елены оттуда, где она лежала с моим братом, словно она то ли хотела присоединиться к спору, то ли в конечном итоге стать посредником между братом и сестрой.

И все аргументы разом закончились. Послышался глубокий, протяжный вздох, а потом другой глубокий протяжный вздох, а потом шестилетка снова улеглась рядом со старшим братом.