От Лукова с любовью - Мариана Запата

Рука с моего плеча соскользнула вниз и остановилась на моих руках выше локтя, и Иван начал водить своими руками сверху вниз, разминая мои бицепсы и трицепсы.

Минуту спустя музыка стихла, и мы со своего места видели, как два фигуриста покинули лед, помахивая руками зрителям, прежде чем уйти к чертовой матери с дороги и ждать, когда объявят их оценки.

Тренер Ли повернулась к нам и, глядя на Ивана и на меня со вскинутыми бровями, сказала:

– Вы готовы.

Это был не вопрос, а утверждение.

Потому что мы были готовы.

– Вы оба уже превзошли мои ожидания в этом сезоне. Иван, не забудь набрать темп после двух тройных прыжков, а ты Джесмин… – Она скупо улыбнулась мне, так что меня пробрало до костей. – Просто будь самой собой, хорошо?

Это я.

Я не знала, что она, на фиг, имеет в виду, но все равно кивнула.

Это я.

– Давай обыграем их, малышка, – прошептал Иван мне на ухо, сжимая мою руку выше локтя.

Я слегка кивнула в ответ. Я рассеянно смотрела на толпу, аплодирующую после объявления оценок. Потом мы направились к выходу на лед. Единственным человеком, с которым я соревновалась сегодня вечером, была… я сама. Та, которой я была, когда каталась с Полом. Если бы только я смогла выступить лучше, чем я прежняя… я не желала бы ничего другого.

Это было похоже на далекое воспоминание, к которому я могла бы вернуться позднее… Я сняла чехлы с коньков и отдала их тренеру Ли, прежде чем ступить на лед и подождать у бортика Ивана, шедшего позади меня и сделавшего то же самое. Впрочем, тренер Ли была права, она не дала нам напоследок ни особых наставлений, ни советов, кроме тех, что мы уже слышали, и тех, которые она вбила нам в головы на прошлых тренировках.

Все мне казалось поистине сюрреалистичным, когда в тот вечер я стояла на льду, слыша, как публика аплодирует Ивану, скандируя его имя, словно мы находились на гребаном баскетбольном матче или на чем-то подобном.

Иван! Иван! Иван!

Луков! Луков! Луков!

Но, стоя там и слушая, я расслышала в толпе тихий, слабенький, еле различимый гул.

Джесмин! Джесмин! Джесмин!

И, казалось, в нем слились голоса всех моих родственников… этого было достаточно для меня.

Это было гораздо больше того, чего я заслуживала, но от того знакомого ощущения, которое охватило меня, когда Иван подарил мне браслет и когда тренер Ли сказала мне, чтобы я оставалась самой собой, я почувствовала себя как дома. Это было как раз кстати. Это было до жути похоже на любовь.

Пальцы Ивана сжали мой затылок, и я подняла глаза и увидела, что он ухмыляется, глядя на меня сверху вниз.

И я улыбнулась ему в ответ.

Мы одновременно повернулись лицом к центру катка, и Иван точно так же, как мы делали всякий раз во время тренировок, без единой подсказки или слова, глядя на меня, отвел руку в мою сторону. А я, посмотрев на него, вложила свою ладонь в его. И мы вместе покатили к середине, держась за руки, когда выкрики толпы превратились в вопли.

– Что бы ни случилось, верно? – спросила я его, когда мы подъехали к исходной точке и остановились там.

Иван кивнул, не выпуская моей руки, и сделал шаг назад, занимая исходную позицию. Что бы ни случилось, – беззвучно проговорил он. Но затем его губы сложили слова. А именно, три слова. Я люблю тебя.

Если бы я была не на коньках, я бы опрокинулась, или споткнулась, или со мной случилось бы еще что-нибудь вроде этого.

Я бы шлепнулась на свою проклятую задницу, вероятно, раззявив рот.

Но, к счастью, на мне было надето то, чему я доверяла больше, чем теннисным тапочкам или вьетнамкам. Но не помешало всему моему телу напрячься, пока я стояла, понимая, что мне нужно занять исходную позицию, но будучи полной тупицей, способной лишь прошипеть: Что? Думая, что я неправильно прочитала по его губам.

Иван остановился напротив меня с легкой улыбкой на лице и расположил руки, ноги и пальцы так, как следовало.

– Я люблю тебя, – повторил он так, как будто уже говорил это тысячу раз. Как будто мы не стояли на льду, готовясь начать свою короткую программу на глазах у зрителей, которых было больше, чем на выступлениях любых других фигуристов-любителей в КЛ.

Я моргнула, стараясь расположить руки в нужном положении, но была не способна думать ни о чем другом, кроме этого невероятного Я люблю тебя, только что сорвавшегося с его губ.

– Иван, – заговорила я, забыв, что он не может слышать меня, громко сглатывая и глядя в его глаза, в то время как мои руки и колени принимали определенное положение, которое было отрепетировано так много раз, и занимали нужную позицию, потому что я не могла выговорить ни слова, но мой мозг продолжал работать.

Улыбка, осветившая его лицо, была задумчивой… и нежной.

И тревожной.

– Ты отстой, Фрикаделька, – окликнул он меня за секунду до того, как должна была заиграть музыка. – Но я люблю тебя, – проговорил он одними губами.

Мое сердце глухо застучало. Забилось. Потом заколотилось еще быстрее.

Мой мир не перевернулся, у меня не подкосились ноги, но то ощущение, которое только усиливалось в течение дня, разрасталось и разрасталось до тех пор, пока мне не показалось, что оно охватило каждую клеточку моего тела, изнутри и снаружи.

Иван любил меня.

Эта сволочь Иван любил меня.

И ему было все равно, выиграем мы или проиграем.

И я не смогла ничего другого, кроме как разозлиться на то, что он оборвал меня, когда я собиралась сказать ему то же самое, и теперь он победил.

– Ты не мог выбрать более подходящего времени? – громко спросила я, изо всех сил стараясь не шевелить губами.

Клянусь богом, это идиот сморщил губы и послал такой незаметный воздушный поцелуй, что ни одна из камер, размещенных в здании, не смогла бы перехватить его. Нет, – сорвалось с его губ.

А потом заиграла музыка.

Ему чертовски повезло, что я могла откатать нашу короткую программу не задумываясь, потому что, если бы мы не делали это вместе полторы тысячи раз и я еще пятьсот раз не повторяла ее одна, я бы все запорола в этот ответственный момент.

И, к счастью для него, он сразу включился в работу, когда заиграла музыка, и за две минуты и сорок секунд только один раз подмигнул мне и один раз улыбнулся.

Но каким-то чудом мне удалось сконцентрироваться на том, что мы должны были делать, а не на взявшихся неизвестно откуда словах… по крайней мере, до той секунды, пока мы не приняли финальные позы и не закончилась музыка.

А потом я вспомнила.

Я вспомнила его Я люблю тебя, и это снова привело меня в бешенство.