Страна коров - Эдриан Джоунз Пирсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы не выглядите прекрасно. Смотритесь вы усталым…
– Это потому, что я устал. Я устал, потому что не сплю. Я не спал семь месяцев, помните?
– Но сейчас вы на вид действительно уставший. Больше обычного. По шкале от единицы до десяти… где десять – хорошо отдохнувший студент в первый день занятий, а единица – безжизненный пеликан после того, как его забил на месте аккредитор… вы, Чарли, выглядите едва-едва на полтора.
– Так плохо?
– Если не хуже. Глаза у вас налиты кровью. Руки дрожат. Колени стукаются о нижнюю часть рулевой колонки. Вы не забыли принять пилюлю из пузырька, который только что купили?
– Принял.
– Это была пилюля, чтоб не спать?
– Полагаю, да. Хотя сказать становится все труднее. Я вроде бы пока что владею своими чувствами. Ощущаю себя бдительным и внимательным. Все, что я вижу, исключительно ясно и последовательно. Дорога. Дождь. Тьма впереди. Пока что ни от чего меня не пробирает дрожь. Ничто не подвигает меня к отчаянью. Но мы еще не доехали до пункта нашего назначения, правда? Поэтому, сдается мне, так или иначе, но скоро мы все узнаем. Например, когда доедем до города. Либо, напротив, если я засну за рулем…
– Не смешно, Чарли.
– Ага, – подтвердила Бесси. – Я не желаю встречаться с создателем в «олдзмобиле»!..
Засим все втроем мы умолкли. Путешествие продолжалось. Дорога не сбивалась с курса. Теперь мы говорили о времени и пространстве, о вечности и времени. Потом о вечности. Потом о пространстве. Мы говорили о тьме и свете, а также о других взаимоисключающих вещах, пока Рауль, чтобы осветить тьму, не решил полностью сменить тон нашей дискуссии.
– Эй! – сказал он, как будто с ним только что случилось богоявление. – Я знаю, о чем мы можем поговорить. Можно поговорить о любви! Знаете, что она такое…
– Опять?!
– Не беспокойтесь… много времени это не займет. Мы почти подъезжаем к городу. Вообще-то, мне кажется, я уже различаю знак вдалеке…
Несколько секунд спустя мимо пролетел знак: до города оставалось меньше сотни миль.
– Но, Рауль, – сказал я, – много чего может произойти за сотню миль.
– Естественно, – ответил он. – Именно потому нам и стоит поговорить о любви, пока не поздно!..
И потому следующие пятьдесят миль мы говорили об универсальных частностях любви, о вечных потребностях романтики, о самых распространенных идиосинкразиях секса. Вглядываясь в дождь в поисках первых признаков близящегося города – тусклого свечения в небе, что вскоре затмит собою звезды, – я слушал, как Рауль и Бесси развлекают друг друга наглядным обсуждением мужского и женского оргазмов. Под звуки дождя и ритм дворников слова меня одолевали; как само желанье, беседа началась медленно, с каждым высказыванием набирая темп, покуда не расцвела разгоряченным взаимодействием, длившимся несколько тревожных минут, – несколько миль качкого напряжения и высвобождения: Бесси со внутренним авторитетом выступала на эту тему, а Раулю удавалось стоять на своем в равносильном слиянии разделенного опыта. Когда неуклюжие начала превратились в оживленное взаимодействие, а взаимодействие обрело свою запыхавшуюся кульминацию, Рауль подвел итог переживанию, свидетелями которому стали все.
– Все, что вы только что сказали, хорошо и прекрасно, – объяснил он Бесси. – Но в конечном итоге ваш оргазм гораздо более закруглен, чем наш.
– Чем чей?
– Чем наш. Мой и Чарли. Иными словами, нет никаких сомнений в том, что ваш оргазм более изощрен, чем когда-либо может стать наш.
– И вы говорите это мне?
– Да. Если б вам пришлось наносить на схему мужской оргазм, он выглядел бы всего-навсего как прямая, восходящая к зениту. Простая геометрическая линия, идущая от предварительных ласк через совокупление и далее, к звучному семяизвержению. Он прямолинеен и предсказуем, с равным подъемом и пробегом… – Указательным пальцем Рауль при этом рисовал в воздухе восходящую диагональ. – Меж тем как женский оргазм гораздо сложнее. Если представлять его визуально, похож он будет примерно вот на что…
Плотно прижав палец к запотевшему ветровому стеклу, Рауль начертал на нем несколько концентрических кругов, представляющих собой испускаемые волны женского наслаждения:
Нарисовав самый маленький круг, какой только мог, крохотную окружность едва ли шире горошины, он постучал по стеклу пальцем.
– Вот! – сказал он. – Таков женский оргазм во всем его великолепии!
– Больше похоже на старый древесный пень, – сказала Бесси.
– Или мишень, которую вешают на тренировках по стрельбе, – добавил я.
– Или небесное тело, растерявшее с орбит почти все свои луны.
– Луны?
– Да, те самые женские из всех спутников.
– Ага, ну так это не луны. Это испускаемые волны женского наслаждения. Тю!..
Мы с Бесси искоса переглянулись. Затем я спросил:
– Но почему лишь три кружка, Рауль? Почему у вас всего три концентрических кольца окружают центр размером с горошину? Почему вокруг этого небесного тела всего три луны?
Рауль, очевидно, подготовился именно к такому вопросу.
– Все просто, – ответил он. – У всех нас есть работы, правда? И обязательства, которые надо выполнять. И отчеты, которые надо писать. И совещания спозаранку в понедельник, куда нужно ходить. Дело, разумеется, не в том, что вы и я не способны на большее. А кроме того, на этом ветровом стекле места не очень много…
Я кивнул в полном с ним согласии.
Но Бесси при этом, похоже, придралась к диаграмме, нарисованной Раулем.
– Вот слова истинного мужчины! – проворчала она. – Все это могло быть правдой в какую-нибудь былую эпоху, Рауль. Когда жизнь была геометрична, по земле еще бродил Сивилон[47], а Барселона была центром романтического мира. Но этого больше нет… – Концентрические круги Рауля медленно сдавались целительному теплу в машине – от обогревателя, от наших выдохов, от возраставшего пыла самой дискуссии, – и Бесси самым кончиком указательного пальца нарисовала собственное изображение. – На самом деле, – сказала она, водя пальцем по конденсату на ветровом стекле, – мой оргазм больше похож вот на это…