Пожарная застава квартала Одэнматё - Дмитрий Богуцкий

вы, господин Исава, — Кума Дадзабуро весело рассмеялся и хлопнул меня по плечу. — У вас все хорошо получается. Рвение — это главное, никого не слушайте, вы все сможете. Обращайтесь к нам на Рыбный рынок, если что — поможем. Соседи должны помогать друг другу. Вы мне нравитесь. Вы подаете надежды, не то что эти изгои, что сидят с Икимару в болоте у реки. Я в вас верю. И да, кстати! В конце того месяца управитель веселого квартала Ёсивара устраивает ежегодные соревнования пожарных команд нашего конца, приходите и вы, вам будет полезно все самим увидеть!

— Благодарю вас, — Я был крайне растроган.

— Удачи! — И ушел в темноту, большой могучий человек, действительно медведь…

— Господин Исава, — кузнец тоже собрался уходить и кланялся. — Прошу вас. В любое время, когда вам будет удобно!

— Да, конечно, — улыбнулся я. — Обязательно посещу вас, причем в ближайшее время, нам весьма нужны багры для работы — эти у нас временно.

— Жду вас, — поклонился Окимаса и тоже удалился.

— Ну вот и славно, — потирал лапки Окасукэ, — вот и отличненько! Хорошие, правильные знакомства — полдела, господин Исава.

— Так это ты все затеял, прохвост! — захохотал Нагасиро.

Из темноты появилась дочь нашего хозяина, жреца святилища.

— Господа пожарные, прошу откушать.

Мы сняли рабочий наряд, сложили инструменты и прошли к трапезе.

А потом видели, как та же мико в церемониальном одеянии, со связкой бронзовых колокольчиков в руке совершала танец, посвященный божественному покровителю святилища. Все были очень тронуты. Хотя Нагасиро явно не хотелось находиться тут.

Ну и наелись мы там до отвала… А что делать, меди ни монеты…

С тем мы удалились в ночь, на ночлег.

И уже подходя к храму в полночной темноте по узкой тропинке меж деревянных стен, освещенной единственным нашим походным фонарем, который Хаято нес на короткой палке, мы наткнулись на разбросанные в истоптанной траве тела. Хаято сначала шагнул в лужу натекшей крови и лишь потом заметил, куда наступил, отшатнулся от неожиданности, и тут же Хання-син-кё покинула свои ножны, и вот я уже стою, озираясь, с мечом в руке, стараясь заметить врага первым...

Нагасиро тоже рядом с обнаженным мечом, Саторо Оки с поднятым молотом ищет цель для молодецкого удара.

Никого, лишь трещат в траве за деревянной оградой цикады.

И неподвижные тела, завалившие тропинку. Одно за другим: раз, два. Дальше еще двое, четверо. Пятеро!

— Этот живой, — произнес Нагасиро, наклоняя фонарь в руке Хаято к лицу лежащего, всего залитого кровью. В отброшенной в сторону руке зажат меч.

— Подождите, — воскликнул я. — Я знаю его!

Я склонился над раненым и опознал его достоверно. Это был Хародзи Сага, человек из одного со мной княжества, мой несостоявшийся убийца и несостоявшийся сообщник.

Сага едва приоткрыл глаза, белки сверкнули в свете фонаря, оскалился, улыбаясь сквозь стиснутые зубы:

— Господин Исава… А я вас уже и не ждал сегодня…

— Что здесь случилось, господин Сага?

Сага уклончиво отвел глаза и закашлялся кровью:

— Да так… вышел подзаработать порой ночной… Говорили, дело легкое… Да какое же оно легкое, если аж пятерых нанимают… По золотому рё каждому… А как увидел, где встали в засаду, так сразу понял на кого…

Тени колебались в свете покачивающегося на палке фонаря.

— Не удержался… — с кровавой усмешкой прошептал Сага. — Удобно так стояли, порубил всех на одном проходе… Последний только вот увернулся… почти. Но меня достал…

— Я поражен, господин Сага, — только и мог сказать я. — Я не забуду никогда. Эй! Молодцы! Хватайте его за одежду и давайте в храм — там есть свет. Нагасиро! Ты знаешь, где здесь живет врач Мокасэцу? Приведи его, будь добр.

— Кто это такой? — требовательно произнес Нагасиро, не пряча меча, положенного на плечо. Остальные тоже не двигались — ждали ответа.

Они имели право знать.

— Это Хародзи Сага, ронин из одного со мной княжества, — ответил я.

А теперь и мой несостоявшийся убийца...

Нагасиро мгновение размышлял, затем изящно вложил меч с золотым кобаном вместо цубы в ножны и, шагнув из круга света, оставленного фонарем, исчез в темноте.

— Ну что ж, давайте поднимем его.

Мы принесли Хародзи Сага в храм. Встревоженный шумом и громкими голосами настоятель Окаи вышел к нам и наказал положить раненого на кухне. Там мы постарались остановить кровь из длинной косой раны через всю грудь Сага. Малыш Тогай держал отданный ему братом фонарь и меч Сага, подобранный по моему указанию, и круглыми глазами пялился на блестящую впотьмах кровь.

Я принес из нашей комнаты свою походную аптечку и постарался найти там, чем остановить кровь. Тем временем настоятель Окаи принес и подал мне чистую ткань и бумагу, я залепил мгновенно пропитавшейся кровью бумагой рану, засыпал сухими растертыми листьями бодяги — лучшее кровоостанавливающее средство в моем распоряжении, и перетянул грудь Сага перевязкой.

Сага вел себя достойно, не стонал, лишь едва слышно с хрустом скрипели стиснутые зубы. Он был готов умирать и очень хотел жить.

Я должен был сделать для него все.

И почти час я не мог сделать для него больше ничего.

Сага слабел, бледнел, ему становилось все хуже. Он умирал.

Настоятель Окаи раздвинул нас, встал на колени рядом с умирающим и обратился к нему со словами из Алмазной сутры:

— Как на сновидение, иллюзию,

— Как на отражение и пузыри на воде,

— Как на росу и молнию —

— Так следует смотреть на все деяния в дхарме…

Сейчас я понимал эти речи как никогда ранее. Воистину глубока правота Будды Шакьямуни!

Я встал и вышел прочь во тьму за стенами храма.

Вдали в переулке замерцал свет одинокого фонаря. Это Нагасиро вел врача.

Глава 21. Удары кистью, удары сталью

На следующий день после праздника я явился с визитом вежливости в кузню мастера Окимаса на краю соседнего квартала за Рыбным рынком, где и продемонстрировал ему свой меч в вполне приличной ситуации, без лишних глаз, в обстановке предельного почтения.

Молодой человек остался в полнейшем восторге.

Он созерцал извлеченный из ножен меч, удерживая лезвие через белый льняной отрез, поднеся металл к самым глазам. Едва шевеля губами, он прочел символы Огненной Сутры, вырезанные на лезвии около овальной цубы, на которой навечно застыло бронзовое пятиязыкое пламя:

—