Дни яблок - Алексей Николаевич Гедеонов

тогда внутри они пахнут, как счастье — особенно если в чай при этом добавить мяты или что-то вроде. И увидел, что Гамелина стоит около Змеиной колонны в кругу тщательно отремонтированной старой брусчатки-мозаики. Аня в красном пальто и с ней пара девочек из класса. Змеиный столп, зеленеющий медью голов и тулов, и заалевший розовый павлин над всеми ними. И Сенка, клёны, осень, сон — как фон.

— Гамелина! — обрадовался я, помахал ей и, возможно, даже подпрыгнул. Чуть-чуть…

— Даник! — крикнула Аня и помахала двумя руками. Сумка соскользнула у неё с плеча.

И мы пошли навстречу друг другу… Пока не встретились. Ладони у Гамелиной были тёплые. А от пальто пахло будто дымом.

— Нет, — сразу сказала Аня. — Нет и снова нет. Не буду.

— Что?

— Целоваться — здесь очень много народу… Смотрят же. Будет рассказ.

— Здесь очень много всего и в земле. Прямо под ногами, — ответил ей я и попытался ухватить за локоть. — И никакого рассказа… почти.

— Трубы, да. Всякие проводки…

— Да я не об этом. Под домами, кстати, ещё больше.

— Правильно, там же подвалы, — прохихикала уворачивающаяся от меня Гамелина.

И я её поцеловал…

Розовый павлин парил вокруг колонны неспешно. Оперение его стало будто бы темнее и одновременно с этим ярче. Цвет этот можно было бы назвать алым или «как тюльпан»…

Змеиные головы, все три, внимательно следили за птицей. Одна, настоящая, всё время моргала. Остальные высовывали из зелёных пастей чёрные язычки и быстро ощупывали день вокруг, сколько могли.

Девочки — Вика Веремий и Юля Бонн — быстро попрощались и побежали через площадь. Путь их отмечали вспорхнувшие голуби.

— Куда ты шла? — спросил я у Гамелиной. — Дом в другую сторону же. Ты заблудилась?

— Неважно уже, куда я шла, — сказала Аня. — Там всё равно ничего нет… А куда идёшь ты?

— Сначала домой. Потом на Узвоз, — сказал я. — Глянуть крам и цацки-пецки…[118]

— Подходит, — одобрила план Гамелина. — Можно с тобой? Или ты сегодня гордый?

— Был уставший, — заметил я в ответ.

— Прямо с утра? — усомнилась Аня.

— С него всё особенно противным кажется, — поделился сокровенным я. — Накатывает сон…

— А что тебе, кстати, снилось?

— Покойники.

— Это к перемене погоды, — растолковала Гамелина и перевесила сумку с плеча на плечо.

— А тебе, — поинтересовался небрежно я, — что снилось? Крейсер «Аврора»?..

— Туман…

— Этот ответ плохой, — рассудительно заметил я. — Посмотри, наверное, есть другие. Как можно увидеть туман во сне? Откуда ты знаешь, что это туман?

— Я почувствовала, — сказала Аня. — Знаешь про такое?

— О чувствах? — переспросил я. — Много слышал, но не видел никогда. Вблизи.

— Правда? — спросила Гамелина и подошла ко мне близко-близко. По красному пальтецу её ползла жёлтая божья коровка…

— Частично, — ушёл от прямого ответа я и услыхал шипение.

Пришлось совсем забыть о чувствах — кроме зрения и слуха, конечно же. Павлин дозлил змей совсем, те шипели, свистели сипло, ругала его забыты ми греческими словами и пытались укусить.

— Что вам не спится? — спросил я. — Он же заблудился просто, плюньте!

В ответ змеиная голова-новодел скосила на меня глаз.

— Целовециска, — сказала голова, — замолци! Цто ты мозес снать про смей?

— Цто оцень сепелявые, — рассердился я.

— Что это ты гнусишь насморком… — поинтересовалась Гамелина и достала из сумки какую-то коробочку. — Смотри, что Юлька принесла! — Коробочка оказалась двойной и была похожа на футляр от бинокля. В одном отделении лежал бисер, в другом…

— Это стеклярус, — сказала Аня. — Юльке по каталогу удалось достать. Вернее, достали по каталогу.

— Очень кстати, — сказал я и поймал жёлтую божью коровку. Дальнейших дел было немного: заговорить насекомой зубы, посадить её на бисеринки с ладони, сжать ладонь в кулак, пошептать: «Подноте, подвоте, трете-репете», — ну, и дальше там несколько старых слов… И раскрыть кулак, чтобы выпорхнуло оттуда яркое существо и заспешило в сторону Артшколы, срочно. Вслед ему удалился павлин, весь сияющий тюльпанно-алым.

Змеи так и замерли.

— Здорово блеснуло, — сказала Гамелина, — я даже зажмурилась. Но со столбом этим, зелёным, что-то не так… Он шевелился, я видела, минуту назад шевелился.

— Да тебе показалось, — сказал на это я. — Эффект тумана, знаешь — все эти гудки во мгле. Резонанс…

— Ага и репете, — сказала Аня.

— Ты помнишь, как было раньше? — спросил я, меняя тему, опасливо поглядывая на змей. — Какой он был покоцанный. Многим казалось — упадёт…

— Раньше, — сказала Гамелина, — здесь был просто столб бетонный, с проводами. А вот когда во втором классе были — помнишь юбилей этот? Все как подурели: «Две тысячи лет, две тысячи лет!» Их же тогда вроде заново обнаружили, змей этих. Ну и ободрали бетон. Нас даже Флора на экскурсию водила, прямо сюда, когда его вскрыли, да я невнимательно слушала. Потом мне долго снились пасти их… А! Правильно! Ты же не помнишь, ты же болел! Что там у тебя было?

— Сотрясение мозга, — важно сказал я.

— И хотела бы спросить… — начала Гамелина, — но нет. Ты мне дорог даже сотрясённый…

— Потеряешь, будешь знать, — ответил я.

— Лучше про колонну, — ответила беззаботная Аня. — То есть про столб. Я знаю, ты знаешь…

— Ну… Она необычная, можно сказать — реплика. Три сплетённые змеи — копия. Когда-то стояли в Константинополе, потом одну голову отбили и украли, все думали — пропала голова. Но нет! Эту голову купил промышленник местный, наш. Меценат на сахаре. Правда, много лет спустя, почти триста. И было решено тогда воссоздать, весь столп. Конкурс устроили даже. Хотели сделать, как он был когда-то там, давно, у себя. В Византию играли. Ведь там, на месте, от него один огрызок и остался… Думали ещё треногу им на голову поставить — да не успели, война началась, Первая мировая.

— Треногу? — переспросила Аня. — Это как стул? Зачем?

— Есть мнение, что они там, в Константинополе, так и стояли — с треногой на голове. Пророческой. Раньше на ней пифия сидела, а дальше храм закрыли…

— Хорошо, что не поставили, — убеждённо сказала Гамелина. — Сам смотри — торчать у нас, с табуреткой на голове… Какой-то позор. Хоть и копия.

— Не все копия, — заметил я. — Одна — самая настоящая. Из Дельф.

— А… — сопоставила данные Гамелина. — Это та, что он купил по случаю, почти на свалке, меценат этот. В Турции. Помню, говорил кто-то…

— Я и говорил, я постоянно об этом говорю, а вы всё мимо ушей. А ты подумай: у нас, можно сказать на перекрёстке, с базаром рядом, голова стоит античная!

— Ты заносишься очень, — сказала Аня делано равнодушно. — Стоит и стоит, хорошо, что не упала. Что-то античное за тебя геометрию не сделает, например.