Жорж Санд, ее жизнь и произведения. Том 2 - Варвара Дмитриевна Комарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«В наших местах говорят, господа, что вы издаете газету, по имени «Просветитель», чтобы здешний народ просветить насчет разных дел, вовсе до сих пор неясных, особенно для нас, простаков, которые едва умеют писать и читать, да и для многих других, которые знают и того меньше. Мне сказывали, что вы дозволяете последнему мужику извещать вас о своих мыслях и своих горестях (по нынешним временам это одно и то же), и что, если бы у нас была какая жалоба, так вы храбро поможете нам оповестить о ней, по меньшей мере, на десять верст в округе. Вот поэтому-то, господа, я и беру перо в руки, прося прощения, коли я не умею хорошенько управиться с писанием, и коли я по незнанию скажу что-либо, что закон запрещает думать»...
Такими словами начинает свое «Письмо» Блэз Боннен, «крестьянин из Черной Долины», тот самый наш старый знакомец, который уже писал в «Revue Indépendante» о «народных поэтах» и о «Фаншете», а впоследствии, в 1848 г., будет еще тем же мастерским, простым языком рассказывать народу «Историю Франции, написанную под диктовку Блэза Боннена», а потом со своими простыми «Словами» обратится и ко всем классам общества.
И вслед за этим бесхитростным вступлением, этот умнейший мужик изображает бедственное положение французского крестьянства, обремененного налогами, угнетаемого кулаками, разоряемого местными представителями буржуазного землевладения, мечущегося в темноте и нищете и не могущего даже и подумать о чем-либо лучшем, как только свести концы с концами и не подохнуть с голодухи со всеми своими чадами и домочадцами. Так что когда, изложив все свои горести и горестные недоумения, Блэз Боннен заключает свою иеремиаду[409] обращением уже не к редакторам «Просветителя», а ко всем выше его стоящим по образованию, положению и богатству, просит разрешить эти жгучие вопросы и восклицает: «Мы ждем», – тогда читатель испытывает точно чувство какой-то смутной ответственности перед кем-то, а биограф Жорж Санд находит вполне понятным и естественным, что перо, в 1844 г. писавшее это письмо, в 1848 г. принялось за писание «Бюллетеней» для того временного правительства, которое сулило прежде всего облегчение материального положения всей громадной массы неимущего или бедствующего населения, уравнение его прав с правами богатых и сильных и освобождение от сковывавших его пут невежества и беззакония.
Понятно также, с каким живым участием автор этого письма приветствовал в своем «Эндрском Просветителе» обнародование – в только что основавшейся «Реформе», газете Луи Блана, – «Петиции об организации труда».[410] Эта газета и эта партия (партия Ледрю-Роллена и Луи Блана, которая, по мнению Жорж Санд, исходила из той верной идеи, что политика должна «вдохновляться социальными тенденциями») показались ей настолько симпатичными и идущими по верной дороге, что она, по ее словам, при всей ее нелюбви к политике, решилась бы «через их мост перейти на сторону этой политики», и она поспешила пропагандировать в своей газете только что провозглашенный Ролленом лозунг: «Рабочие, подавайте петиции».
В ноябре же 1844 г. Луи Блан обратился к Жорж Санд с просьбой сотрудничать в его газете (как почти за год перед тем она просила его участвовать в «Просветителе»), прислав ей следующее конфиденциальное письмо от имени группы лиц, составлявших редакционный комитет «Реформы»:
«Конфиденциально.
Мне поручено г.г. Араго, Кавеньяком, Ледрю-Ролленом, Флоконом, Этьеном Араго, Жоли и всеми теми, кто нам помогает в трудном и святом деле, выразить вам, как ваше сочувствие тронуло их. В особенности г. Ледрю-Роллен благодарит вас, и все мы из глубины души призываем вас присоединиться к нам.
Ваше дело и дело народное – разве они не наши? Не должны ли вы отдать во имя нашей цели, которая – победа равенства, – всю вложенную в вас Богом силу, мужество и красноречие. Но вы и сами хорошо знаете, что ваша слава не вам принадлежит, она принадлежит истине. Вот почему мы и взываем к вашему содействию. Враги наши могущественны, а могущество их заключается в их единении. Почему же и нам не соединиться бы? Любовь к человечеству, ненависть к гнету, обязанность защищать слабых, невежественных, неимущих, благородное чувство сознания, что это все уже делается – неужели все это труднее связать вместе, чем одну эту ужасную связь: эгоизм? Почему не попытать нам, к чему приведет братское соглашение? Отчего мы не противопоставим грубой силе денег силу бескорыстного таланта? Вот что мы себе сказали, когда решились воззвать, во имя народа и ради его освобождения, ко всем, кто велик по своему уму и сердцу.
Политика вас пугает, я знаю это, и это, к сожалению, понятно. До сих пор вы видели, что она ограничивалась постыдными и темными интригами, вы видели, что она обречена на то, чтобы быть чем-то вроде позорной и грубой рукопашной драки между бессердечными честолюбцами. И вы с отвращением отвернулись.
Но из-за того, что из политики создали себе роль, неужели же она не должна быть призванием и подвигом? Из-за того, что ее безобразно отвратили от ее цели, неужели же честные люди не должны постараться вернуть ее к ней? Неужели мы оставим в руках врагов нашего дела ту силу, которой наше дело должно и может воспользоваться, силу огромную, бесспорную, злоупотребление которой называется тиранией, а применение – освобождением пролетариата? Присоединившись к нам, не опасайтесь вступить в союз исключительно с политиканами. Ибо политика для нас – это лишь сила, мужественно отданная на службу права. Политика для нас, это – богатство, употребленное на искупление бедняков; это – могущество, употребленное на защиту слабых; это – бесплатное образование для всех граждан; это – разрушение той монополии, которая заключает в себе все монополии: