Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

своего времени, можно и должно критиковать с точки зрения марксистской теории, но столь же важно указать на близость его позиции нашим, как это и было отмечено на посвященном его памяти академическом заседании в 1938 г. Что же касается упреков в “антинаучности” и “антиисторизме”, то их следует вернуть т. Фадееву.

Я считаю эту часть выступления генерального секретаря Союза сов[етских] пис[ателей] не только легкомысленной, необдуманной, но и вредной, вредной общественно и политически.

Выступая со своим дешевым и легковесным памфлетом дурного тона, он показал свое неуважение прежде всего к своей аудитории ‹…›. Он уронил свое достоинство руководителя объединением советских писателей, так как его положение требует от него серьезного, подлинно марксистского отношения к серьезному вопросу. ‹…›

Удар нанесен и подлинной русской интеллигенции, которой дороги золотые имена истории нашей научной мысли – людям, которые кровно связаны со своей родиной и с тем, что в ней светлого в прошлом и настоящем.

И так говорит представитель русской литературы, претендующий на защиту благородных заветов Белинского. И так говорит член партии, забывая о том, что партия не забывает таких имен, как Менделеевы, Павловы, Чебышевы и им подобные.

В глазах другого русского писателя, который, конечно, не меньше Ф[адеева] любил и ценил русскую культуру и русскую науку – А. М. Горького, В [еселовский] был “нашим знаменитым Александром Веселовским» ‹…›”[1037].

Столь резкий тон академика, по-видимому, явился причиной того, что четыре экземпляра этого письма так и остались лежать в столе В. Ф. Шишмарева[1038].

Кроме этого письма Шишмарева, вероятно, так и не достигшего адресата, сторонники Веселовского инициировали несколько попыток апелляции к руководству страны.

Во-первых, академик Шишмарев решил прибегнуть к помощи своего коллеги по ИМЛИ, заместителя начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) А. М. Еголина – литературоведа, действительного члена АПН, редактора журнала «Знамя», члена Комитета по Сталинским премиям в области искусства и литературы, недавно избранного членом-корреспондентом Академии наук СССР. Александр Михайлович Еголин активно участвовал в исследованиях ИМЛИ в области советской литературы и был в институте на правах представителя ЦК[1039].

Именно настойчивостью Шишмарева, по всей видимости, вызвано написание Еголиным письма А. А. Жданову. О существовании этого документа упоминает Кирпотин в письме А. А. Фадееву: «Еголин, писавший письмо покойному Жданову, инспирировавший сопротивление веселовистов»[1040]. И хотя содержание письма Еголина неизвестно, по всей вероятности, оно было написано под воздействием точки зрения Шишмарева.

Во-вторых, университетские профессора обратились за помощью к ректору ЛГУ профессору А. А. Вознесенскому, который, по словам М. К. Азадовского, позвонил напрямую начальнику Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г. Ф. Александрову, «указав ему, между прочим, и на ту реакцию, какую, возможно, вызовет это заявление в кругах дружественных нам славянских ученых»[1041]. Этот звонок был достаточно важен по нескольким причинам: а) Александров находился в прямом подчинении у Жданова, а ректор ЛГУ был неплохо знаком со Ждановым; б) наличие у ректора «могучего брата» невозможно не учитывать; также стоит допускать «неравнодушие» самого Александрова к Фадееву. То есть, вне всяких сомнений, Жданов узнал о мнении ректора ЛГУ в изложении Александрова, который, возможно, был согласен с мнением ленинградцев.

В-третьих, «на эту тему говорил с А. А. Ждановым президент Академии наук С. И. Вавилов»[1042].

В-четвертых, как писал М. К. Азадовский сибирскому писателю и литературоведу Г. Ф. Кунгурову, «было послано тому же лицу большое мотивированное письмо, подписанное академиком И. И. Мещаниновым, академиком Ю. И. Крачковским и академиком И. И. Толстым, – составлялось же это письмо двумя-тремя учеными, среди которых есть и не безызвестные Вам имена»[1043].

Именно это письмо удалось найти в делах Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). Хотя письмо не имеет даты, поступило оно в секретариат Жданова 20 августа 1947 г. Подписано письмо четырьмя академиками – И. Ю. Крачковским, В. М. Алексеевым, И. И. Мещаниновым и И. И. Толстым[1044]. Написано же оно было, по-видимому, не без участия В. Ф. Шишмарева и В. М. Жирмунского.

В «письме академиков» констатировалось:

«Тов. Фадеев дискредитирует творчество великого русского ученого, трудами которого по праву гордилась и гордится русская и советская филологическая наука. Такая неправильная критика, отрицающая лучшие достижения русской науки и культуры прошлого, принесет только вред развитию нашей советской литературной науки и может быть только на руку враждебным советскому народу и советской культуре кругам за рубежом нашей страны»[1045].

Вместе с этим авторы вступались и за последователей Веселовского:

«Мы считаем также необходимым отметить, что огульное, несправедливое и бездоказательное обвинение в отсутствии советского патриотизма и “низкопоклонства перед Западом”, брошенные тов. Фадеевым многочисленной группе частично названных по именам, частично даже не названных советских ученых, которых тов. Фадеев нашел нужным причислить к “школе Веселовского”, к “попугаям Веселовского” и его “слепым апологетам”, имело характер оскорбительной и нетоварищеской критики, в корне противоречащей заботливому и бережному отношению правительства и партии и лично тов. И. В. Сталина к честным советским ученым. В частности, мы глубоко возмущены грубыми и необоснованными нападками тов. Фадеева на академика В. Ф. Шишмарева. Академик Шишмарев – один из крупнейших советских филологов, старейший по возрасту литературовед нашей страны, проработавший около 50 лет как ученый и преподаватель высшей школы, заслуживший самое глубокое уважение своих многочисленных учеников и товарищей, советский патриот, который в годы Великой Отечественной войны, несмотря на свой преклонный возраст, проявил себя не только как передовой ученый, но как глубоко преданный нашей родине общественный деятель»[1046].

Кроме того, в письме описана реакция на речь Фадеева в советском обществе. Указанные последствия, когда подвергнутые критике направление или персона сразу оказывались во вражеском стане, были характерны для большинства подобных решений и выступлений:

«Мы считаем особенно необходимым обратить внимание на то обстоятельство, что положения тов. Фадеева, выдвинутые им (по его собственным словам) как личная “творческая точка зрения”, а не как “обязательная программа”, были высказаны им в официальном программном и ответственном докладе генерального секретаря Союза советских писателей и доклад этот был напечатан не только в “Литературной газете”, но и в таких высоко авторитетных и руководящих органах советской печати, как Ц[ентральный] О[рган] “Правда” и “Культура и жизнь”. Мысли, высказанные тов. Фадеевым от собственного имени и затем повторенные в передовых статьях “Литературной газеты”, фактически становятся уже директивными. Мы имеем сведения о том, что редакции ряда московских и ленинградских издательств и журналов предлагают авторам пересмотреть свои находящиеся в печати работы в духе высказываний тов. Фадеева или вовсе исключить из них упоминания о