Загадка «Таблицы Менделеева» - Петр Дружинин

17 февраля (1 марта) 1869 года Д. И. Менделеевым был завершен «Опыт системы элементов, основанной на их атомном весе и химическом сходстве» — бескоординатная таблица, прообраз Периодической системы химических элементов, включавшая 63 известных элемента и 4 предсказанных. Это событие знаменовало открытие Периодического закона. Вскоре закон получил формулировку: «Свойства элементов, а потому и свойства образуемых ими простых и сложных тел находятся в периодической зависимости от их атомного веса», система элементов в ноябре 1870 года была Менделеевым названа «естественной», а в марте 1871 и «периодической», обретя знакомые нам графические очертания.

То есть именно составление и затем публикация «Опыта системы элементов…» знаменовали собой начало открытия Д. И. Менделеевым Периодического закона — одного из фундаментальных законов естествознания.

Точная дата открытия — редкое явление в истории науки, но она была указана самим Д. И. Менделеевым на сохранившейся рукописи «Опыта системы элементов…» (далее — «Опыт…»), служившей образцом для типографского набора[1]. Этот лист уцелел и ныне хранится в Музее-архиве Д. И. Менделеева[2].

Хотя «правдивое изложение великих открытий, сделанных даже не в очень давние времена, затруднено тем, что мы вынуждены довольствоваться свидетельствами современников и отдельными трудами и записками самих ученых, не имея возможности расспросить их лично о подробностях работы»[3], но день 17 февраля (1 марта) 1869 года оказался реконструирован со многими подробностями. Особенно прочно в научную и научно-популярную литературу вошли две версии открытия: каждая из них представляет собою род фантазии, но привлекательной.

Первая проистекает из воспоминаний друга Менделеева, профессора по кафедре геологии Петербургского университета А. А. Иностранцева: «Перед самым открытием закона Дмитрий Иванович провозился над искомою таблицею целую ночь до утра, но и все же ничего не вышло; он с досады бросил работу и, томимый желанием выспаться, тут же, в рабочем кабинете, не раздеваясь, повалился на диван и крепко заснул. Во сне он увидел вполне ясно ту таблицу, которая позднее была напечатана. Даже во сне радость его была настолько сильна, что он сейчас же проснулся и быстро набросал эту таблицу на первом клочке бумаги, валявшемся у него на конторке»[4]. Этот запоминающийся рассказ оказался крайне популярным у потомков.

Вторая возникает позднее, уже в середине ХХ века, на волне борьбы за приоритет русской науки (возникшей антитезой к «низкопоклонству перед Западом»), когда после обнаружения в январе 1949 года в архиве Д. И. Менделеева важных черновых материалов[5], вопросом открытия Периодического закона занялся будущий академик, химик по образованию, философ по призванию Б. М. Кедров. К тому времени он был известным научным и партийным деятелем: ранее сотрудник аппарата ЦК, в 1948 году, будучи креатурой Г. Ф. Александрова, возглавил журнал «Вопросы философии», в том же году вышла его книга «Развитие понятия элемента от Менделеева до наших дней», но опала патрона положила конец восхождению на партийный олимп. Работы Кедрова были печатно названы «антимарксистскими и космополитическими»[6], а по поводу книги Кедрова «Энгельс и естествознание» (1947) И. В. Сталин высказался следующим образом: «У некоторых наших ученых нет чувства национальной гордости, патриотизма… У нас разглагольствуют об „интернационализации науки“. Даже в книгу Кедрова эта идея проникла. Идея об интернационализации науки — это шпионская идея»[7]. В марте 1949 года, как «не справившийся с работой», он лишается поста редактора журнала, но остается зав. редакцией естествознания и техники БСЭ.

Будучи составной частью номенклатуры, Б. М. Кедров быстро оправился от удара и вскоре вновь оказался среди бойцов идеологического фронта. Возвратившись к химии, Кедров вступает в развернутую к тому времени т. н. антирезонансную кампанию[8] [9] [10], где занимает место одного из наиболее неумолимых критиков. В роли трибуна он громит «порочную» теорию резонанса Л. Полинга, мезомерный эффект К. Ингольда; критикует «с точки зрения химии» работы Э. Шредингера, выступает против «некритического перенесения на химию некоторых представлений, проповедуемых „физическими“ идеалистами в квантовой механике», подвергает остракизму принцип суперпозиции П. Дирака и принцип дополнительности В. Гейзенберга, предостерегает химиков от развития таких положений, поскольку это может «завести химию в дебри, значительно худшие, чем теория резонанса»[11] и т. д.

Почти одновременно с лишением Б. М. Кедрова номенклатурных благ, в Ленинграде в музее-архиве Д. И. Менделеева М. Д. Менделеева-Кузьмина (приходившаяся фондообразователю дочерью) и Т. С. Кудрявцева обнаруживают неизвестные материалы. Б. М. Кедров быстро заинтересовался ими и вскоре превратился в крупнейшего исследователя Периодического закона[12] [13], параллельно критикуя 25-томное издание «Сочинений» Д. И. Менделеева (1937–1952)[14] за «принципиальные ошибки философского характера», за «грубое извращение» и явные ошибки в истории открытия Периодического закона, «в корне извращающие историю научного подвига»[15], освобождая таким образом себе поле научной деятельности.