Гостья на собственной свадьбе - Катрина Кадмор

Но уже в следующий момент она ощутила злость на себя за то, что ее так тянет к этому мужчине, и за то, что не сдержала данное себе обещание взять себя в руки.

Эмма шагнула вперед.

– Вы наняли меня выполнять работу, так позвольте мне ее делать.

– Вы всегда так своевольны?

– Нет. И к сожалению, дорого за это заплатила.

– Что вы хотите сказать?

– Я позволила бывшему жениху убедить меня, что краткой помолвки достаточно, чтобы заключить брак. Я позволяла отцу и матери контролировать мою жизнь. Мне следовало тверже настаивать на своем – и тогда, возможно, меня бы больше уважали.

Маттео стиснул зубы и скрестил на груди руки. Затем он посмотрел на письменный стол, опустил руки, потрогал одну свою запонку, затем другую, глубоко вдохнул и указал на кресло:

– Сядьте… – Он запнулся и произнес примирительным тоном: – Присядьте, пожалуйста.

Эмме показалось, что теперь он больше напоминает того мужчину, который обнимал ее на мосту.

Она опустилась в кресло, стараясь сохранять невозмутимый вид и глядя Маттео прямо в глаза, чтобы не выдать своего волнения.

– Я вас уважаю.

Эмма недоверчиво подняла бровь.

Он продолжил:

– Прием должен пройти идеально. Китайцы отказываются подписывать контракт. Сегодня вечером нужно убедить их это сделать. Надеюсь, они увидят взаимовыгоду нашего сотрудничества, когда познакомятся на приеме с Сэйди Бэнкс. Она согласилась рекламировать в Китае бренд «ВМВ».

При мысли о том, сколько знаменитостей будет присутствовать в палаццо, волнение Эммы усилилось.

– Какую роль я должна играть на сегодняшнем приеме?

Маттео устало провел рукой по лбу.

– Вы будете вместе со мной принимать гостей, как мы и собирались. А почему вы спрашиваете?

– Я не знаю, изменились ли ваши планы после того вечера, когда мы танцевали на мосту.

Маттео поерзал в кресле.

– Это была ошибка.

Эмма и сама считала ошибкой их танец, закончившийся поцелуем, но эти слова, сказанные холодным, безразличным тоном, прозвучали словно пощечина.

– Да, это была ошибка. – Эмма вежливо улыбнулась, несмотря на кипевший внутри гнев. – Кажется, такие поцелуи называют утешительными.

На скулах Маттео заиграли желваки, а затем его губы сложились в безжалостную улыбку.

– Дорогуша, мы оба знаем, что это был вовсе не утешительный поцелуй, а нечто большее.

Его тон, зловещий, но в то же время такой сексуальный, заставил Эмму вскочить с кресла и заявить:

– Мне нужно пойти проверить, приехал ли фотограф.

Маттео негромко выругался, захлопнул ноутбук и подумал: «Да что со мной такое? С чего вдруг я затеял интеллектуальные игры с этой девицей?»

Он окликнул направляющуюся к двери Эмму, и та обернулась.

– Вам пока лучше не заводить романы, особенно с такими мужчинами, как я.

– Как вы?

– Я встречаюсь с женщинами, но не завожу с ними серьезных отношений. Мой самый длинный роман закончился меньше чем через полгода. И ни одной женщине я не разрешал переехать ко мне.

Губы Эммы негодующе искривились.

– Вы и в самом деле полагаете, что я хочу завести интрижку? После всего, через что я прошла? Я лишь желаю стать самостоятельной, жить собственной жизнью. И я больше никогда не доверюсь мужчине.

– Совсем недавно вы сказали, что хотите иметь семью.

– Но ведь я не смогу ее создать, раз решила больше не заводить романов, не так ли?

На мгновение Маттео представил Эмму с другим мужчиной, и горло сдавило от непонятного чувства, но он заставил себя сказать:

– Не все мужчины такие, как ваш бывший жених. Когда-нибудь вы встретите достойного спутника жизни.

Эмма закатила глаза, словно собеседник испытывал ее терпение.

– Не собираюсь его искать.

Маттео ощутил, как внутри снова зародилось желание, сердце сжалось.

– Не зарекайтесь. Я уже вижу вас, окруженную кучей детишек.

Маттео понимал, что не должен продолжать этот разговор, который затягивает их обоих на опасную территорию. Но часть его разума хотела знать, действительно ли Эмму, так же как и его, сильно ранило то, что ее отвергли.

– Вы как-то сказали, что у вас нет семьи. Что это значит?

Она замялась, но затем прямо ответила:

– Когда стало ясно, что я больше не смогу танцевать, родители дали мне понять, что я им теперь не нужна.

– Почему?

– Они обвинили меня в том, что я все разрушила.

– Разрушила что?

– Их мечту иметь дочь – мировую звезду балета. Я твердила им, что, даже если бы не получила травму, все равно не смогла бы достичь такого уровня. Я хоть и была неплохой балериной, никогда не помышляла о мировой сцене. А родители считали иначе.

– И они оттолкнули вас только лишь из-за того, что вы не могли больше танцевать?

Эмма бесстрастно пожала плечами.

– Да, и их можно понять. Они столько лет вкладывали деньги в мое обучение балету. Оба работали на двух работах, чтобы оплатить мои занятия в балетной школе. Постоянно присутствовали на моих репетициях, просмотрах, спектаклях, следили, чтобы я занималась дома растяжкой, следовали за мной, если я отправлялась на гастроли. Ради меня они принесли в жертву все, а я их подвела.

– Но это был несчастный случай.

– Знаю. А они восприняли это как конец света.

Она смотрела с вызовом, но дрожащий голос выдавал ее боль и недоумение.

Внезапно Маттео понял, что никогда еще не чувствовал себя таким расстроенным. Прежде он без усилий соблазнял женщин или изгонял их из своей жизни. Но сейчас ему почему-то захотелось помочь Эмме, хотя Маттео прекрасно понимал, что опасно сокращать между ними дистанцию, нельзя пытаться узнать эту девушку ближе.

– Но ведь вы не виноваты ни в чем из случившегося: неожиданная травма, предательство родителей, жених-мошенник. Вы так бесстрастно об этом рассказываете. Неужели вы не рассержены?

– Маттео, вы мой босс. Почему вы об этом спрашиваете? Какое это имеет значение?

– Если я ваш начальник, это не значит, что я не человек. – Он кашлянул и продолжил: – В последнее время жизнь была к вам несправедлива.

– Я сама могу справиться со своими проблемами.

– И именно поэтому упросили меня позволить вам пожить тут?

Эмма не ответила – лишь искривила губы в горькой улыбке.

– Вы еще можете помириться с родителями?