Карта Магеллана - Наталья Николаевна Александрова

до всего этого дело? Получалось, что до судьбы Аглаи Михайловны мне дело есть. Возможно, это из-за хомяка по кличке Фернандо, я чувствую за него ответственность и хочу вернуть Аглае ее питомца в целости и сохранности.

Но… для того чтобы вернуть хомяка, нужно, чтобы появилась его хозяйка. А если она не может вернуться? Если она скрывается? Если эти люди, под чью машину она попала, отвезли ее в больницу и бросили там, а может, вообще посадили на лавочку и уехали, чтобы к ним не было никаких претензий?

Аглаю надо найти, решила я, но действовать осторожно, поначалу прикинуть, что я про нее знаю.

Получалось, что очень мало, почти ничего. Но если собрать все странности, которые я видела у нее в квартире, то, возможно, что-то и прояснится.

Для начала осмотрим косметичку. Она была старая, из черного вытертого бархата с вышитой золотой нитью буквой «А».

Очень осторожно я потянула за молнию. И как я и думала, там не было ничего интересного.

Магнитная карточка, небольшой фигурный ключ, простенькая пластмассовая пудреница… На карточке не было никаких записей, так что непонятно, для чего она, какую дверь она открывает. Ключ тоже непонятно от чего — не то от шкафа, не то от двери. Хотя нет, для двери он маловат. И пудреница…вот уж не думала, что Аглая пудрит носик! Это совершенно не вяжется с ее образом! Мне казалось, что она вообще никакой косметикой не пользуется!

Тут я вспомнила, что, когда пряталась за шторой в квартире Аглаи Михайловны, прочитала на изнанке этой шторы два слова — «пудреница алидада»… точнее, наоборот — «алидада пудреница».

Написаны эти слова были красной губной помадой, что меня тоже удивило. Аглая и губная помада, тем более красная… это никак не сочетается!

А еще меня удивило слово «алидада».

В первый момент оно мне показалось совсем незнакомым, но теперь… теперь я задумалась.

Когда-то я слышала это слово… оно шевельнулось где-то в дальнем уголке моей памяти.

И связано оно было с дядей Женей.

Ах да, я ведь о нем еще ничего не говорила…

Но тут надо начать издалека, то есть объяснить наконец, отчего я живу одна в собственной двухкомнатной квартире и, кроме нее, у меня нет ничего: ни работы приличной, ни денег, ни родственников, ни мужа, ни любимого человека.

Мы жили в этой самой квартире, сколько я себя помню, родилась я в роддоме на соседней улице, сюда меня и принесли. Жили вдвоем с мамой, отца я не знала, мама так и сказала: его нет, никогда не было и не будет. Квартира принадлежала маминым родителям, они ко времени моего рождения уже умерли.

«И слава богу, — шипела Валентина, — не дожили до такого позора, чтобы дочка неизвестно от кого родила…»

Про Валентину будет отдельный разговор, но потом, сейчас речь не о ней. А тогда, сами понимаете, в младенческом возрасте, я слова ее если и слышала, то понять и запомнить не могла. Но дело в том, что повторяла это Валентина достаточно часто потом, когда приходила сюда к нам. И как-то я услышала, как она разговаривает с соседкой.

Противная была та старуха, вечно при встрече губы поджимала и шипела что-то нам с мамой вслед. Но и то, увидев, что я слушаю Валентинины слова, она изменилась в лице и дернула Валентину за рукав. А мне тогда было лет пять, так что я мало что поняла. Но запомнила и спросила потом маму. Она ответила уклончиво, проще говоря, отмахнулась, но по тому, как блеснули ее глаза, я поняла, что Валентине мало не покажется. В гневе моя мама может поскандалить.

Но скандала не случилось, думаю, что мама сумела обуздать себя из-за дяди Жени.

Дядя Женя был брат моей матери.

Он плавал — то есть работал моряком торгового флота.

Время от времени он появлялся в нашем доме, загорелый, веселый, обвешанный подарками, — и тогда у нас начинался праздник.

Ну, по крайней мере, у меня.

Дядя Женя подхватывал меня на руки, кружил со мной по комнате и дурашливым голосом распевал какие-нибудь смешные стишки, вроде «Катя-Катя-Катерина, в порт заходит субмарина, привезла она в буфет груз печенья и конфет…»

Или страшным пиратским голосом пел:

«Пятнадцать человек на сундук мертвеца, Йо-хо-хо и бутылка пепси…»

Я только хохотала и повизгивала.

Мама делала вид, что сердится на брата.

— Поставь девочку на место, у нее голова закружится!

Но я-то видела, что на самом деле она совсем на него не сердится.

Дядя Женя послушно ставил меня на пол, садился в кресло и смотрел на меня с улыбкой.

«Дядя Женя, — просила я его, — расскажи, где ты был на этот раз?»

И он начинал рассказывать мне какие-то небылицы про удивительные морские приключения. Например, про то, как его корабль в Магеллановом проливе попал в щупальца гигантского осьминога, и тот чуть не утащил их на дно моря, но, к счастью, кок — так называется повар на корабле — успел сыпануть в нос осьминогу огромную порцию красного перца, тот чихнул и выпустил корабль…

Я хохотала до слез.

Понимала ведь, что это выдумки — но мне это все равно очень нравилось…

Или как моряки поймали на удочку огромную акулу и решили отвезти ее в порт, потому что она была какая-то особенная, такие акулы в тех водах никак не могли водиться, и капитан сказал, что за нее могут дать большую премию.

Акула лежала на палубе, потому что не влезала в трюм, и все моряки с ней фотографировались: садились на нее верхом, лезли в пасть… По прошествии некоторого времени капитан все же решил убрать акулу с палубы, и, когда к ней подъехал погрузчик, она вдруг вильнула хвостом, встала едва ли не вертикально, прыгнула и перекатилась за борт, толкнув кока, который неосторожно оказался на ее пути.

Кока поймали, а акула уплыла как ни в чем не бывало, пролежав несколько часов на палубе. А моряки на нее верхом садились и позировали…

До сих пор не знаю, была ли эта история правдой или это были обычные моряцкие байки.

Так вот, к чему я вспомнила дядю Женю…

В своих рассказах он то и дело упоминал какие-то морские устройства и приборы — астролябии, квадранты, румпеля, кабестаны и прочие непонятные и красивые слова то и дело сверкали в его речи.

Была среди этих слов и эта самая алидада…

Вот только я не могла вспомнить, что она собой представляет и как может быть связана с обычной пудреницей.

В наше время