Багдад. Война, мир и Back in USSR - Борис Щербаков

В самом месте попадания было уже почти чисто — иракцы споро разобрали завалы, ровняли землю бульдозером. По указанию руководства следовало максимально быстро, без привлечения внимания ликвидировать последствия налетов, дабы не возбуждать в людях нездоровые эмоции, страх или, того хуже, недовольство политикой «партии и правительства», критику режима, не способного прекратить эту бессмысленную во всех отношениях войну. Сколько уж там погибло людей в том злосчастном доме, одному богу известно, в военных сводках об этом часто просто умалчивали или существенно занижали потери. Для меня же важно было другое!!! Я буквально с рулеткой прошел окрестности. И внимательно зафиксировал все зоны поражения в ближайшем районе, дом за домом, радиус за радиусом.

Мне важно было понять, к каким разрушениям приводит: а) прямое попадание, б) падение в 100–150 метрах, в) когда эпицентр находится в 300–500 метрах. Это было критично, для создания хоть какой-то зоны безопасности в своем жилдоме. Стало понятно, что от прямого попадания спастись, скорее всего, не удастся, хотя сама возможность прямого попадания и ничтожна мала. Стало ясно, что первые несущие стены, внешние, при эпицентре взрыва в 100–150 метрах, валятся без разговора, ведь перед моими окнами не было никаких построек, способных сдержать удар. Первые стены никакой реальной преграды для взрывной волны от иранских ракет не представляют. Ну а 300–500 метров — это почти что безопасно, если не считать избыточного давления и временной потери слуха?. После той «ближней», кстати, всех жен из Багдада как ветром сдуло; даже самые стойкие, нацеленные на продолжение «шоппинга», улетели в СССР первой оказией.

Я же предпринял меры гражданской самообороны, почти что по учебнику: изготовил и навесил на окна (с внутренней стороны!!!) плотные фанерные щиты, способные поглотить остановить осколки, на которые неизбежно разлетится заклеенное крест-накрест стекло. Я их назвал «противоракетными щитами», шутливое название быстро «приклеилось», иначе их потом и не называли. В квартире стало темновато, правда, но со светом жить можно, чего уж тут. И, во-вторых, я немедленно перетащил кровать и переехал спать в коридор, т. е. за вторую несущую стенку. Опасность осколков вообще отпала, да и вторая стена неплохо удерживала, по моим наблюдениям, удар от взрыва совсем рядом. Таким образом, лишь прямое попадание представляло для меня угрозу, а падение где-нибудь рядом — практически нет. По моим расчетам, таким образом, безопасность существенно повышалась. В коридоре я спал почти месяц, пока не успокоились более-менее воюющие стороны. Ракеты падали исправно, почти каждую ночь, реже — днем. Дверь ходила ходуном от ночных взрывов, но спать сильно это не мешало: ну, громыхнет опять, дверь подергается, переворачиваешься на другой бок и спокойно себе спишь, с комфортной мыслью, дескать, «сегодняшняя уже — не моя, больше, глядишь, не успеют, гады…». И действительно — редко когда за ночь иранцам удавалось запустить две ракеты, «соколы» как правило, успевали их согнать с позиций.

Были еще и авиа-налеты, но очень редко, почти всегда иранские бомбардировщики заворачивали на ранних подступах к городу, иногда мы и не знали даже о прорыве их через границу — до неба над Багдадом они не долетали, а стало быть «воздушную тревогу» либо не врубали вовсе, либо быстро отменяли, длинный такой умиротворенный гудок на одной тональности… Запомнилась одна «воздушная тревога», когда несколько десятков «иранцев»-таки прорвались к Багдаду и отбомбились где-то в пригородах, но включилась вся система ПВО и их быстро прогнали. Ну и какафония началась тогда ранним утром!!! Было это часов в полпятого утра, сирена воет, стрельба очередями, спросонок все посыпали из квартир, побежали кто в чем в подвал жилдома (там официально числилось бомбоубежище, хотя оборудовано оно не было, если серьезно), полчаса где-то небо над городом было просто красно-оранжевым от зенитного огня, как оказалось закамуфлированные зенитки стоят почти рядом. Мы их, честно, даже не замечали!!! Презрев опасность (да уже можно было!), мы потом побежали на «фок» (т. е. на крышу дома) и с интересом наблюдали, как иракские «соколы» догнали-таки одного задержавшегося «иранца» и дали ему жару! Петляющий черный след падающего бомбардировщика на светлом уже утреннем небе где-то километрах в 20-ти к югу… «Картина маслом», скажу я вам, хотя это и плагиат из популярного фильма «Ликвидация».

Война закончилась на каком-то последнем издыхании с обеих сторон летом 1988 года. Меня всегда спрашивают, вел ли я какие-то дневники, записи, что сейчас помогает в деталях описывать события тех далеких лет. Никогда не вел никаких дневников, лучшими моими дневниками всегда были мои стихи, а я и тогда их писал очень активно, а там на полях пометки всяких исторических событий, конечно, делались. Как не записать осторожное «Конец войне?», если Иран вдруг 18 июля 1988 года принимает Резолюцию ООН № 849 об отводе войск и прекращении боевых действий? До сего времени категорически не принимал — и вдруг… Наступил долгожданный мир, приехали дети сотрудников, открылась после долгого перерыва школа при Посольстве…

Война унесла миллионы жизней с обеих сторон. Я не хочу вдаваться в политические подробности происходившего тогда безумия, кто начал, кто виноват и пр. Скорее всего, справедливо утверждение, я повторюсь, что войну на юге за нефтеносные районы в дельте Междуречья начал именно Саддам, смекнувший, что ослабленный исламской революцией режим мулл не сможет мобилизовать сопротивление мощной иракской армии, одной из самых хорошо оснащенных и обученных, самой большой армии на Ближнем Востоке в те годы (Ирак в 1988 г. по численности военных на 1000 населения прочно удерживал 1-е место в мире). А режим смог, традиционное историческое противостояние ветвей ислама (суннитов и шиитов) помогло обозначить патриотический водораздел, и очень скоро бескомпромиссные боевые действия захлестнули приграничные районы и втянули обе нации в восьмилетний вооруженный конфликт. Из которого выйти было очень непросто.

За годы войны в Багдаде построили сотни монументов героическим иракским солдатам и офицерам, защищавшим Родину от иранского агрессора… Их мужеству посвящались бесчисленные кантаты, спектакли, фильмы и повсеместные плакаты наглядной агитации, на которых, с Саддамом во главе, были живописно представлены все рода войск. Самый удивительный в архитектурном отношении монумент войне — «Разбитое Сердце», выложенные голубой майоликой два огромных, метров по 50 в высоту, полушария, действительно напоминающих расколотое сердце, с музеем внизу… Война расколола много сердец, выкосила целое поколение молодежи, но кроме как бессмысленной и преступной назвать ее язык не поворачивается. Война всегда, впрочем, «преступление» в самом прямом, семантическом смысле — она переступает через нормы морали, принципы жизни, она их уничтожает, в угоду своему неуемному первобытному позыву убивать, жажде крови и подчинения слабого сильному.

В равной степени это относится и к недавней войне США «за демократию», против режима Саддама, уже уничтоженного. Оккупация — это тоже война, и столь же бессмысленна она по своей сути, так как никакое подавление национального самосознания, а именно это сейчас и происходит путем искусственного насаждения якобы демократических порядков, никогда в исторической перспективе не приводило к положительным результатам. Вы знаете, арабский мир недолюбливает иракцев, за их агрессивность, за высокомерие, за кичливость историческим прошлым, и я могу подтвердить, с ними непросто, они выводят иногда из себя своей манерой общения, особенно госчиновники и функционеры, но вопрос — можно ли изменить национальную идентичность, оккупировав страну и народ? Абсурд, для любого, знакомого с историей.