Багдад. Война, мир и Back in USSR - Борис Щербаков

Эпизод Халабджи был инкриминирован Саддаму Хусейну и вошел, по-моему, в окончательный обвинительный приговор, так же как и его братцу Али («Химический Али»), который непосредственно этой операцией руководил тогда. А тот репортаж из мертвой деревни я, наверное, никогда не смогу забыть, уж больно дико, противоестественно, невероятно для конца ХХ века это было.

Ну, чтобы отвлечься от тяжкой темы и закончить с телевидением: в качестве истинного развлечения по телевизору демонстрировались так же египетские слезливые сериалы, про жизнь простых каирских миллионеров, с чады и домочадцы, или простых феллахов, с те же чады и те же домочадцы… Арабский вариант формата мыльной оперы, «Рабыни Изауры», ныне так успешно адаптированный под российские наши реалии.

Наибольшую же опасность для населения Багдада, собственно, представляли иранские тактические ракеты «земля-земля».

Мы едем на волейбол, пятница, моя первая неделя в Багдаде. Вдруг где-то ухает, взрыв… Володя Рябов ведет машину и даже не отвлекается:

— Это где-то в Саддам-Сити…

— Что в Саддам-Сити? — не очень доходит до меня. — Что это грохнуло?

— Ракета, — отвечает невозмутимо Рябов. — Они любят по пятницам шарашить…

Это была моя первая, реальная ракета, первый, зафиксированный мной ракетный удар по городу. Иранцы били «по площадям», точность их ракет была невысокой, но уж в многомиллионный Багдад, раскинувшийся на площади десятков квадратных километров они попасть могли! Что и делали — ракеты довольно бессистемно падали то на густонаселенные районы окраин, то в самый деловой центр, то около промышленных зон… Предугадать место следующего ракетного удара было просто невозможно.

Однажды я приехал для переоформления страховки торгпредского автомобиля в Национальную Страховую Компанию, и по случайности злого рока именно в нее ранним утром попала очередная. Треснувшие стены, висящие на честном слове лестничные марши, штукатурка и битое стекло на полу… Ракета буквально пронзила здание Компании, слава богу, в тот ранний час там не было никого — ни сотрудников, ни клиентов. Застраховать имущество мне тогда так и не удалось, пришлось потом искать их новый временный офис, в другом районе…

…Время около полудня, мы сидим на переговорах в Министерстве Торговли, почти что в самом центре. Вдруг совсем рядом раздается мощный взрыв, стены трясутся, объявлется пожарная тревога, переговоры сворачиваются и мы быстро эвакуируемся из здания. Ракета упала где-то в районе, но детонация в высоких зданиях сильнее, и нам показалось, что это совсем рядом. Нет, довольно далеко от Министерства на сей раз, что не может не радовать.

Иранцы запускают ракеты с позиций, находящихся недалеко от линии фронта, чтобы сократить расстояние и подлетное время. Их тактические ракеты слабенькие по меркам современной войны, дай бог на сто-сто пятьдесят километров, так что достать Багдад они только и могут с линии границы. В день (чаще ночью) успевают запустить одну, максимум две ракеты по Багдаду и тут же сворачивают позицию и уматывают подобру-поздорову, т. к. немедленно взлетают иракские бомбардировщики и бомбят засвеченные позиции, благо они недалеко от фронта. Иногда, говорят, удавалось «наказать» иранцев и мобильные установки уничтожались, но что толку, если в Исламской Республике таких установок навалом. Методичные ракетные обстрелы продолжались практически всю войну, до лета 1988 года.

Я закончил считать «свои» ракеты где-то на 80-й, игра потеряла смысл, пропал «спортивный интерес», если хотите… Ну, действительно, что тут интересного, когда они падают и падают, и все, слава богу, в другие районы… Пару раз попадали в район Доры, крупного нефтеперерабатывающего завода прямо напротив нашего жилдома, через реку. Если бы хотя бы одна из них приземлилась в резервуары… Можно себе представить, что бы было, какая экологическая катастрофа могла бы произойти, а мы, к несчастью, в километре от этого места. (Что происходит, когда бомбят нефтехранилища, мы воочию видели уже на кадрах хроники в 90-м, во время оккупации и последующего разграбления Кувейта! Черное небо на многие сотни километров. На месяцы).

В те же дни весны 1988 года, когда Доре реально угрожало разрушение, руководством Торгпредства было принято абсолютно логичное решение выдать нам всем, сотрудникам, противогазы. Какой-то период ношение противогаза на работу было просто обязательным, это было резкое обострение военного противостояния, в отдельные дни на Багдад падали 3–4 ракеты в день, что было необычно. Иракские летчики, «соколы» — как их называли в газетных сводках, явно со своей задачей не справлялись. И беда, и смех были в том, что противогазов на всех сотрудников и членов их семей, кто оказался тогда в Багдаде, не хватило, получалось по любому один противогаз на двоих, что, согласитесь, как-то неудобно, ведь и размер головы у каждого разный, да и вдруг жахнет и надо впрямь одевать сей неудобный головной убор?. Но на работу почти месяц я исправно ездил с элегантной брезентовой сумкой на боку, через плечо, и с «самсонайтом» своим в руке, все как положено. Видок еще тот.

Я отчетливо помню свою «ближнюю» ракету. Все, что падает в районе пары километров, — не в счет. А вот в радиусе километра — уже серьезно, ибо земля трясется капитально, и стекла дрожат по-настоящему. В тот период обострения, помню, стекла мы все заклеили, как в кино про войну, крест-накрест клейкой лентой типа «скотч», и вид у жилдома стал совершенно военный. Жены и члены семей потихоньку уже уезжали на Родину, кто самостоятельно, кто по настоянию, но уезжали, ибо интенсификация ракетных обстрелов на лирический лад совсем не настраивала. Но некоторые все еще оставались, в надежде, что все образуется и ежевечерний «шоппинг» «по Шаркам» (это торговая улица рядом так называлась в просторечии, а на самом деле она была «Аш-шаркийяа», т. е. «восточная») вернется в их размеренный график.

В один из дней весны 1988-го в Торгпредстве проводилась очередная «летучка», утром, окно на первом этаже было открыто и мы мирно слушали «политинформацию», сводки новостей из сообщений радио и местных газет. До производственных вопросов мы дойти не успели, как вдруг воздух спрессовался, в ушах зазвенело и грянул гром. Мне этот удар грома, по поэтической моей сущности, показался ударом Молота Бога Тора какого-то или Молоха по-нашему, по-язычески, Саваофа небесного, столь резким и оглушающим он был. Мощь стихии, которой ничто противостоять не в состоянии. Первое чувство — шок, потом — страх, потом — ужас и желание выяснит немедля, сейчас же, любым способом — КУДА ЭТО??? Медленно и грозно встающий гриб взрыва над кварталом, как в кино, не оставлял сомнений, что это где-то в районе Каррады, где как раз жилдом и стоит, где несколько вилл наших сотрудников-представителей Объединений. Оправившись от ступора, народ бросился кто на машинах, кто бегом, благо недалеко, к жилдому, где остались семьи. Обошлось, кроме треснувших стекол клуба и пары повалившихся шкафов — никаких разрушений.

Эта, моя «ближняя», упала, как оказалось, всего в 600 метрах от жилдома, около километра от Торгпредства, где мы и находились. Загудели пожарные машины, хаотичное движение по улице вовсе прекратилось, грузовики с солдатами, по естественному приоритету, просто «расталкивали» гражданские машины, такси, кому-то сильно не поздоровилось! Вечером, когда воронка от той ракеты еще дымилась, оцепление еще не было снято, мы отправились на «экскурсию» на место падения. Буквально в 150 метрах от воронки находилась вилла нашего коллеги, представителя «Ингосстраха» Валеры Майорова, угол соседнего дома защитил ее от разрушения стен, но все стекла, конечно, были смыты взрывной волной, причем осколки буквально изрешетили, пронзили шторы, мебель, даже некоторые фанерные стены.