Кофейное сердце - Мария Чепурина

…Но вскоре забыла. Персонал в кафе сменялся быстро, и, кроме Грекова, в нём было много других интересных людей. К примеру, Алёша, который слыл виртуозом в приготовлении кофе, но, едва проголодавшись, становился таким злым, что только и делал, что рявкал на тех, кто ему попадался, грозя то засунуть в гриль чью-нибудь голову, то разбить холдером чью-нибудь коленную чашечку. Или Надя, обожавшая поесть и порассуждать, как бы выйти замуж за иностранца. Или Серёга, которого загоняли на мойку за неприличное поведение и который строил рожи из окошка для посуды. Или Таня, увлечённая Италией, вставлявшая повсюду итальянские словечки и боящаяся начальства настолько, что как-то раз забралась под прилавок при появлении гендиректора. Или Костя, который всё время просился пойти покурить, исчезал то на час, то на два, а потом удивлялся, с чего это все разозлились. Или Кристина, которая пела и танцевала при всяком удобном (а чаще неудобном) случае: за кассой, при готовке, при уборке. Или Витя, хваставшийся тем, что он работал барменом в алкогольном баре, и знает не только сотню рецептов коктейлей, но и секреты жонглирования бутылками. Или Роза – менеджер, которая всё время находила предлоги, чтобы уединиться с Витей и готова была съесть любую девушку, взглянувшую на него лишний раз… Одним словом, все тут были не без странностей, но все любили Галю и стремились не подвести её. Даже самые лентяи из лентяев при необходимости могли взять себя в руки и продемонстрировать ударную работу.

В один из таких «ударных» дней, а вернее, вечеров, когда в кофейне не было ни одного свободного стула, у кассы стояла очередь, а перед входом толпился народ в ожидании столиков, мне поручили одновременно и мойку, и зал. На смене нас было всего четверо: Роза стояла за кассой, Алексей варил кофе, Анна подавала десерты и бутерброды, а на мою долю выпало всё остальное. «Выйди в зал!» – орала Роза, стоило мне заняться мытьём посуды. «Ложки чистые кончились!» – требовала она, едва я начинала уборку в зале. В общем, так и носилась как угорелая: в зал, собрать посуду, запихнуть в посудомойку, снова в зал, собрать посуду, достать чистую, поставить в окошко… В кофейне, как обычно, было множество студентов архитектурного, но на этот раз мне было не до них. Поэтому, убирая с одного из столиков на втором этаже, я, хоть и слушала краем уха беседу дизайнеров за соседним, не дала себе труда взглянуть на её участников. Беседа же была примерно следующей:

– А я тебе говорю, что концептуализм устарел!

– А я тебе, что нет!

– Ну, Дёма, ну, ты наивный! Да давно он никому не интересен! И, тем более, московский!

– Да уж как же! А Кабаков? Знаешь, сколько сейчас дают за его работы?!

– Ну и что! Он же классик. За Лисицкого ещё больше дают. Но это же не повод говорить, что супрематизм современен!

– Да я не о том, Сань… О, гляди-ка, тут наша знакомая! Может быть, спросим у девушки? Девушка, а девушка! Как вы относитесь к московскому концептуализму?

Я обернулась. Да, звали меня. За столиком сидели двое юношей – тех самых, на чьих глазах я так глупо облилась молоком. Они меня запомнили. Ну, ещё бы! Решили опять поглумиться!

– Никак, – сказала я.

Учитывая, что о том, что такое «московский концептуализм», я не имела ни малейшего понятия, это было единственным вариантом ответа.

– Ну и правильно, и правильно! – сказал рыженький. – Это устаревший стиль искусства! Я бы даже сказал, скучный, тупиковый! Понял, Дёма?

– Сам ты тупиковый, – фыркнул чёрненький. – Девушка… – Он прочитал моё имя на бейдже. – Евгения! Как вы? Ведь мы же про вас вспоминали!

– И про ваши фонтаны, ага!

– Сань, уймись! Женя… можно вас так называть?

– Извините, мне надо работать…

– Постойте, постойте! Останьтесь тут! Хоть на минутку! Вот, Александр, из-за вас Евгения обиделась на нас и хочет уйти!

– Приношу глубочайшие извинения! – ухмыльнулся рыжий.

– Но мне и правда некогда, – сказала я, отчасти опасаясь гнева Розы, а отчасти не желая тратить время на двоих глумливых красавчиков.

– Ну, пожалуйста! – взмолился тот из юношей, которого звали Дёмой. – Хоть на полминутки! Хоть на четверть! Один вопросик!

– Ну?

– Кто ваш любимый художник?

– Сальвадор Дали, – не задумываясь, ответила я.

Альбом со странными картинами этого испанского живописца несколько лет назад подарили моему папе на юбилей. Почему-то я полюбила его листать. Рассматривать необычные композиции, сказочные детали (которых не только нарисовать – и придумать бы не сумела!) и представлять себя в фантастических мирах, наполненных растекающимися предметами, женщинами с головами из цветов, слонами на тонких ножках и прочими чудесами…

– Какой замечательный выбор! – воскликнул Дёма. – Я всегда знал, что в «Корице» работают люди с художественным вкусом.

– Это да, – сказал Саня. – Это тебе не концептуализм, от котого зевать тянет.

Решив, что от меня наконец отстали, я развернулась и пошла прочь.

– Куда же вы, Евгения! – крикнул Дёма. – Мне бы так хотелось пообщаться об искусстве! О Дали!..

Но я не ответила. Только прибавила шагу. По дороге ещё один столик очистила, нагрузила поднос так, что едва несла его, кое-как, ногой, открыла дверь на мойку…

– Женя!!! – сразу же крикнула Роза. – Ты здесь?! Ты куда провалилась?!

– Тут я, тут, – я высунулась в дырку.

В баре, по ту сторону стены, творился ужас. Из-за толпы, окружившей кассу, не было видно зала. Аня, Алёша и Роза сбивались с ног.

– Чашки большие, тарелки под бутерброды, латте-бокалы!.. Всё кончилось! Женька, быстрее! Чего ты там тормозишь?!

Я бросилась вытаскивать из машины и подавать в окошко названную посуду. Потом смывать душем объедки со вновь принесённого, снова ставить в машину… Работы было так много, что даже на мысли о мерзких студентиках времени не осталось.

– Чашки под двойной эспрессо! Вилки! Блюдца малые! Ну где ты там копаешься?!

– Сейчас, уже даю!

– И выйди в зал! Там грязно!

– Нам сказали, что на втором этаже кто-то раскрошил кексик по всему полу! – добавился Анин голос к голосу Розы. – Давай скорей! Нас тут гости ругают! Как будто мы виноваты!

Я выбежала с мойки, залетела в инвентарную, взяла щётку с совком и опять помчалась наверх. «Снова эти двое будут лезть», – мелькнула мысль.

Но Дёмы с Саней уже не было. Их столик пустовал, если не считать двух пустых стаканов из-под латте… и записки. Да, там явно лежала записка. Вернее, салфетка с какой-то надписью, лежащая так, чтобы обратить на себя внимание в первую очередь. Не знаю почему, но я сразу почувствовала: это для меня!

«Милая Евгения! – было написано на салфетке. – Если вы не против побеседовать с бедным студентом о творчестве Сальвадора Дали, позвоните по телефону +7 (900) *** ** **. Я буду ждать с нетерпением. Дёма».