Притворись моей дочкой - Изольда Рыбкина

— Глеб, я бы попросила… — конечно же, ей не нравятся мои угрозы, она ведь привыкла повелевать и сама диктовать условия.

— Нет, Альбина. Больше я не желаю слышать никаких просьб от тебя. Или ты разговариваешь с Никой на чистоту, или мы завтра же начинаем бракоразводный процесс и раздел имущества.

Конечно, ей ничего не оставалось, как согласиться. Но вот что теперь делать с Николь?

С одной стороны, я не мог её выгнать на улицу с ребенком, потому что это бесчеловечно и жестоко, а с другой — я совсем не хотел, чтобы она в принципе куда-то уходила…

За эти два дня, которые мы с ней знакомы, я словно узнаю какую-то другую жизнь. Благодаря Николь и Дианке, я по-новому посмотрел на отцовство, открыл в себе то, что долгие годы крепко спало во мне (если оно вообще было) — желание заботиться, защищать. Оно возникло настолько неожиданно и твердо, что я даже могу с уверенностью назвать это потребностью. Я не хочу больше прожигать свою жизнь в одиночку. Я хочу семью. Настоящую. Я хочу счастья своей дочери. И себе.

Проанализировав в голове свои мысли, я решил, что должен сделать всё от меня зависящее, чтобы отныне не убегать и не прятаться от проблем, а начать исправлять свои ошибки.

И я предложил Николь сделку. Уверен, что она согласится. У неё нет выбора. А за две недели у меня есть время понять, чего я хочу на самом деле, и принять важные решения.

Вероника

— Ник, ну соглашайся, я без тебя не поеду, — канючит уже третий перерыв подряд Ася, моя единственная на сегодняшний день подруга.

«Подруга», конечно, громко сказано. Хотя девушка, похоже, считает именно так — прилипла ко мне с первого дня моего появления в универе. Не могу сказать, что она мне не нравится или раздражает её навязчивость, — нет, скорее я просто не привыкла к такому общению. В моей станице, где я провела всё детство, у меня, конечно же, были подружки, но мы общались с ними много лет — вместе ходили в сад, потом в школу, наши семьи были хорошо знакомы… В общем, Ася мне нравилась, общаться с ней было приятно, но я почему-то всё время ждала какого-то подвоха. Может просто накрутила себя?..

И вот сейчас она упрашивает меня поехать вместе с активистами института на базу отдыха, которая находится в восьмидесяти километрах от города. Поездку спонсирует вуз, он же выделяет автобус, платит за проживание и питание. Меня, как медалистку, почему-то с первых дней записали в студсовет, и Ася напросилась тоже вслед за мной. В итоге, мы с ней приняли активное участие в оформлении праздника к посвящению в студенты, за что и были «премированы» этой поездкой.

— Ась, я же говорила тебе, что не люблю такие мероприятия. Тем более, ты же знаешь, что даже если бы и любила, то ни за что бы не поехала конкретно в этот раз.

Да уж, я лучше сразу отчислюсь, чем поеду куда-то в одном автобусе с Чацким. С первого дня моей учебы этот пятикурсник, реальное имя которого не столь оригинально, как прозвище, — Дмитрий Петров, — не даёт мне прохода. Аська сначала предположила, что я ему нравлюсь, но я расцениваю его выходки в мой адрес совсем по-другому. Ну не может взрослый парень, активист вуза, спортсмен и главное — почти состоявшийся журналист, ТАК показывать свою симпатию. Просто я ему почему-то не нравлюсь, вот он и устраивает мне травлю.

— Брось, Ник, из-за какого-то идиота пропускать такой шанс классно провести выходные?! Да забей на него! Наверняка, ему там будет не до нас.

Компания Чацкого, конечно, большая, и состоит исключительно из «выдающихся» студентов, но тем не менее, думаю, что полностью избежать столкновения с ним не удастся, поэтому я даже не рассматриваю варианта рискнуть.

Отмахнувшись от дальнейших уговоров, я спешу домой. Вчера я познакомилась с Николь и её дочкой, и они даже теперь временно поселились у нас, поэтому как никогда хочу побыстрей выбраться из универа.

Открываю дверь в квартиру и слышу голоса на кухне. Отлично! Николь уже дома.

Наскоро разуваюсь и, влетая в кухню, застываю в дверях…

Сердце пропускает удар. Улыбка медленно сходит с лица.

— Ой, Никулёк, — да, именно таким отвратительным коверканием моего имени встречает меня моя мать. — Ты сегодня рано.

В смысле — «рано»?! Откуда у неё вообще понятие того, когда для меня рано, а когда поздно?

— Привет, мам. Да я привыкла уже, что всё время невовремя появляюсь в твоей жизни.

Понимаю, что получилось чересчур грубо и язвительно, но с ней всегда так. Сколько слёз я пролила в детстве, когда она приезжала, и, встретившись со мной, через пару часов уже собиралась обратно. Ребенком я не понимала, почему так происходит, просила её остаться. Всё это было зря. Лет в шесть я начала винить себя, что не могу понравиться матери, чтобы она захотела со мной остаться, старалась к её приезду придумывать что-то интересное, делать сюрпризы — рисовала открытки, даже украшала комнату самодельными растяжками из цветной бумаги, но это тоже не давало результата. И лет с восьми я перестала вообще её ждать. Я приняла тот факт, что просто не нужна её. С тех пор каждый её приезд вызывал во мне бурю негативных эмоций. Наверное, мне было бы легче, если бы она вообще не появлялась в моей жизни.

— Никушик, ну ты чего? — она делает такое лицо, будто разговаривает с маленькой шестилетней девочкой. Впрочем, не удивлюсь, если она и не вспомнит, сколько мне лет. — А у меня для тебя сюрприз, — она улыбается, а у меня мурашки по спине бегут — ничего хорошего от её сюрпризов я точно не жду. — Я буду жить с вами!

Да уж… Скажи она эту фразу хотя бы лет десять назад, я была бы самой счастливой на свете. А сейчас эти слова вызывают лишь горечь и негодование. Определиться, чего больше, мне не дает отец, вклинивающийся в наш разговор.

— Ник, это не навсегда. Твоей матери нужен контракт, ради которого это всё и затевается, — отец вываливает мне эти пояснения как скороговорку. Мы договорились с ним, что будем говорить друг другу только правду, и, видимо, он боится нарушить это обещание. После его пояснения мне стало действительно спокойней, хотя бы уже от того, что я понимаю мотивы этой женщины, родившей меня на свет против своей воли.

— А мы здесь при чем? — задаю вопрос матери, но та как-то странно косится на отца, и я невольно тоже перевожу на него взгляд.

— Дорогая, твоя мама просит нас о помощи, — начинает подбирать слова отец, явно нервничая. — За то, что мы подыграем в её спектакле, она тоже сделает нам подарок.

— Мне ничего от неё не нужно. И подарков тем более. Ты же знаешь, что лучшее, что она может сделать — исчезнуть из моей жизни.

Мы говорим с отцом, будто её нет в комнате. Слова, которые я произношу с целью сделать ей больно, ранят прежде всего меня, но я несмотря на колотящееся сердце и подкативший ком, всё-таки стараюсь держаться ровно, чтобы не показать своих эмоций.

— Дочь, я полностью солидарен с тобой, — отец подходит ко мне ближе, создавая преграду между мной и матерью. Мне становится легче, я чувствую его поддержку. — Именно такой подарок и сделает нам твоя мама. По окончании двух недель она даст согласие на развод и вернется к себе в Америку.