Никогда не говори, что умрешь - Джон Ричардсон

Я не осмеливался рассказывать Тони, чем занимаюсь, — он мог бы отослать меня обратно к Гарри.

Одним вечером Гарри сказал мне: «Видишь того господина в углу, дорогуша? Он хочет, чтобы ты пошёл к нему домой».

Ужаснувшись от такого предложения, я естественно отказался, а Гарри пришёл в ярость: «Послушай, дорогой мой, ну хотя бы подойди к нему и подари ему маленький поцелуйчик! И всё!»

Работёнки прибавилось. Гарри, старый пень, держал меня там до трех утра, а потом мне нужно было добираться домой на Олд Комптон Стрит, в пяти милях от бара. Это была отнюдь не увеселительная прогулка после тяжёлой ночной работы, оскорблений, насмешек и отвратительных щипков. Та дорога была самым жутким местом в предутренний час. Геи сновали туда-сюда в поисках связи. Машины останавливались, водители медленно выползали и начинали приставать, предлагая полный улёт...

Через шесть месяцев работы в «Кром» я уже точно повидал всех знаменитых мастеров сцены того времени, за исключением Джимми Хендрикса, который предпочитал ходить в «Bag O’Nails» и «Revolution». Я видел Митча Митчелла, который всё ещё был барабанщиком Джимми. Он приехал поздно, около двух ночи в сопровождения огромного телохранителя, у которого с трудом нашлись бы слова для самого себя. Энгус Мэкуаде, только начинавший карьеру профессионального боксёра, не пустил его в заведение, обвинив в чрезмерной болтливости. Он пропустил только Митча, выглядевшего, как будто он собирается выйти на сцену, а может он по жизни так одевался... Обозлившись на Митча за то, что тот прошёл вовнутрь без него, он направился к Энгусу.

Вместо того чтобы отшвырнуть его от двери, Энгус втащил его в фойе, где стояли я и Деннис Дэн, короткий, низкорослый, но очень серьёзный и крепкий австралийский борец. С совершено хладнокровной военной точностью, Энгус быстро наклонился к его ногам, и, схватив его за лодыжки, перевернул вниз головой. Подобно молнии, маленький Денис выпрыгнул вперёд и сильно ударил его по голове, через несколько секунд только что вопивший как банши Энгус вырубился как младенец. Митч не знал, что и сказать. Он безмолвно стоял перед своим другом.

Я вышел из комнаты Гарри, чтобы немного поболтать с местными вышибалами. Впервые в жизни я увидел, что происходит, когда борцы начинают действовать. Тогда я даже подумал, что может быть всё-таки бар Гарри не самое плохое место. Вскоре после того случая, я вконец рассорился с Гарри, ушёл оттуда и с тех пор ни разу там не появлялся.

Почти 20 лет спустя на улице в Ромфорде я встретил Джеффа, нашего испарившегося басиста из «Кромвеллиана». Мы поехали с ним в один клуб в Ромфорде. Я припомнил всё. Мы вдоволь насмеялись, и я поинтересовался, стирает ли мама его носки и поныне. В середине 1990-х, мой лучший школьный друг Кэйт Нилл уговорил меня присоединиться к слёту одноклассников. Там я наткнулся на Джеффа. Он заставил меня смеяться до слёз, высказав пару саркастических замечаний в адрес заместителя директора школы, «Гарри Поттера», которому было уже почти восемьдесят. Сидя на несколько рядов позади меня, он сказал что-то вроде: «А, этот придурок „Гарри Поттер“. Да я книгу о нём могу написать! Когда он ударил меня своей тяжеленной кроссовкой, отпечаток „Адидаса" ещё шесть месяцев оставался на моей заднице». Все, кто это услышали, взревели от хохота, так как им было известно, как мощно «Гарри» размахивал палкой и кроссовкой. Теперь он, конечно, мало чего слышал, потому что почти оглох и, собираясь на свой бесплатный обед, вряд ли слышал насмешки Джозефа.

Возможно, вы спросите меня, почему я вернулся играть в пабы? А разве я не могу снова воссоединиться с миром сессионной музыки и начать всё сначала?

Поступил я так по нескольким причинам. Одна из них заключается в том, что мир уже решительно изменился, технология стала выпихивать «живых музыкантов». Другая причина — я посжигал многие мосты.

* * *

Вернусь снова в 1970-е, примерно за год до появления «Рубеттс». Моим достижениям способствовали, скорей всего, два «посредника». Это здравомыслящие бизнесмены со всеми своими важными контактами и возможностями. Они подыскивали подающих надежды молодых людей вроде меня на лучших сессиях. В качестве клиентов у этих «посредников» были даже очень известные артисты. Работая на них, вы могли бы называть свою цену. Они похвалялись счетами, которые оплачивало телевидение рекламным агентствам, платившим в свою очередь приличные деньги за наработку навыков достойного музыканта. Самым крутым из них был Дэвид Катц, осторожный маленький еврей, который знал всех, кто мог чего-то стоить.

Ему сказали, что меня стоит заказать, потому что я хорошо играл в любом стиле того времени (кроме современного джаза) и мог читать ноты. Тот долгожданный священный момент пришёл, когда Его Превосходительство, божество всех «посредников», иначе говоря, Дэвид Катц, оставил сообщение моей жене, что необходимо моё присутствие при записи джингла к одному фильму. Услышав это, я чуть не взлетел от радости. Я носился по кухне с нашим маленьким сыном Скоттом, торжествующе держа его над головой. Вот, наконец, настал тот час... Стать одним из котят Дэйва Катца — настоящая мечта любого сессионного музыканта. Мне не терпелось скорей оказаться там.

Сессия планировалась на субботнее утро. В пятницу я не мог заснуть, убивая время на письмо своему другу Стиву Кипнеру, австралийскому музыканту, который на следующий день собирался в Лос-Анжелес, чтобы с нуля начать свою карьеру в «Дисней Студио», где у него был приятель. Вот откуда у него появилась возможность хорошо преуспеть.

Около полуночи я поехал в несусветную даль отправлять это письмо и около часа ночи вернулся домой, попросив жену разбудить меня в десять утра, так как сессия должна была начаться в час. Мне показалось, так будет правильней.

После долгого бодрствования наступил сладостный сон, окутавший меня после насыщенного дня с двумя сессиями, предшествующими моему длинному письму Стиву. Я погрузился в глубокий сон, где рог изобилия лил все известные человеку виды богатства, а я жадно пил всё это в качестве законного претендента.

Похоже, этот сон не собирался стать явью. Его резко прервала моя жена. Она вбежала в комнату. Встревоженным голосом она что-то быстро говорила о времени. Сон мгновенно покинул меня. И снова встревоженный голос:

— Ты же попросил разбудить тебя в час, так ведь?

— В час? Ты, тупая корова!

Это произнёс человек, который работал четыре года напролёт ради того, чтобы одним движением свести всё на нет.

— Ты меня добила! — сказал счастливый мечтатель, пришедший в себя от ночного кошмара.

— Идиотка! — (конечно же идиотом был я), продолжал бормотать я, уже чуть ли не на лестнице надевая брюки, хватая ключи от машины и открывая парадную дверь, — столько дел нужно было делать одновременно. Первый раз такое в моей жизни! По дороге я нарушил все написанные в книге правила дорожного движения, чуть ли не укорачивая жизни невинных водителей, пешеходов, беспризорных кошек или ещё чего-нибудь, что попадалось на моём пути — не отремонтированные тротуары, мигающие светофоры. Клятвы, проклятия, вопли, ругань. Я был бесконтрольным сумасшедшим. По-другому описать это вряд ли возможно. За рекордное время я примчался на студию. Мой гнев превратился в позор. Теперь мне предстояло предстать перед сорока музыкантами, вынуждено ждавшими меня вместе с Дэйвом Катцем, кого я так подвёл уже на самой первой сессии.