Бесы в красной гостиной - Валентин Логунов

Причины разложения партии на самом деле другие. Партия возомнила себя «умом, честью и совестью» эпохи», поверила в это свое предназначение сама. Если проще сказать, понятнее, то она превратилась в нечто такое, о ком говорят: в каждой бочке затычка. Куда только ни совалась одряхлевшая старушенция, куда ни заглядывала, чем только ни интересовалась! И при этом не допускала ни одного слова против, даже намека на существование оппозиции. А между тем и самые верные друзья не способны дать правящей партии более умные советы, чем оппозиция. Она, конечно, остро, зло критикует, нередко незаслуженно, что крайне раздражает, но умная правящая партия, публично защищаясь, должна принимать критику оппозиции как совет. И – всегда учиться отвечать требованиям времени. На то в реке и щука, чтобы карась не дремал.

Горбачев и многие рядовые партийцы готовы были принять такой порядок в отношениях общества и правящей партии, верхушка партии и ее аппарат – нет. И вскоре Центральный комитет с аппаратом, обкомы оказались в изоляции. Не только народ их не поддержал, но и миллионы коммунистов (к 1990 году партию покинули 4 миллиона человек. – Авт.).

В целом в ожесточенной критике Горбачева прослеживается стремление свалить вину за все, что случилось с нами, с больной головы на здоровую. Не Горбачев явился автором такой организации власти, которая пришла к самоуничтожению. Если даже допустить, что во времена Ленина и Сталина требовалось единовластие, сосредоточение власти в одних руках в интересах державы, для ее выживания и выживания народа, и поэтому в жертву были принесены интересы личности, то и в этом случае возникает вопрос: почему не остановились в 60-е-70-е годы? Почему продолжили с еще большим рвением укреплять диктатуру партии? Почему окончательно загнали в угол Советы и советскую власть? Почему превратили в фарс выборы? Почему так гонялись за бабушкой, которая торговала пучком укропа, почему заставляли спиливать «лишние» пять сантиметров у садового домика (6х6 метров – и не сантиметром больше!)? Почему вместо законов действовал устав партии и ее постановления? Вся народная жизнь была тщательно упакована, перетянута веревками и помещена на видном месте под наблюдение партии.

А между тем общество уже во времена Хрущева, а тем паче Брежнева, созрело для восприятия демократических идей. Молодежь где-то шуткой, а где-то и всерьез обращалась к отцам: «Партия, дай порулить!». И путь медленного, но настойчивого переустройства государственного управления был известен. Это путь разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную. При условии свободы слова и печати. Испытанный веками способ управления государством. Только в этих условиях можно было строить правовое государство, искать и находить ответы на вопросы экономического развития, решать вопросы отношений собственности

Горбачев это понимал. Доказательством может служить последовательность его решений и преобразований. Выборы народных депутатов страны (тот же всероссийский Собор), изменения в Конституции, в соответствии с которыми значительная часть власти перетекала из ЦК КПСС и политбюро к Съезду и в Верховный совет (на местах – от обкома партии в областные Советы), укрепление позиций «четвертой» власти (СМИ) свидетельствует только об одном: генсек и его ближнее окружение взяли курс на умаление роли партии, на перевод ее на подобающее ей место. А главное, на формирование благодаря свободным всеобщим выборам представительной власти, которая в свою очередь на законных основаниях сформирует власть исполнительную. При этом Горбачев опасался действовать решительно и бескомпромиссно. Ибо понимал, что партия, находящаяся у власти в течение многих десятилетий, превратилась в некий «позвоночный хребет» государства. Убрать в одночасье этот «хребет», вынуть его из тела государства, куда он врос, опасно и может оказаться смертельным для страны. Поэтому медлил, сомневался, колебался.

На Съезде, на котором выбирали президента СССР, я, сославшись на избирателей, спросил Горбачева: готов ли он, если его изберут, отказаться от поста генерального секретаря коммунистической партии? Что тут началось! Десятка полтора депутатов убеждали коллег и прежде всего самих себя в том, что совмещение постов в данный момент необходимо, что именно сосредоточение власти в одних руках является гарантом успеха реформ. Но что-то подсказывало: уход Горбачева с поста генсека в тот момент помог бы избежать катастрофических событий в 1991 году. Во-первых, авторитет Горбачева в 1989 году был еще велик, а его отказ от поста генсека в глазах граждан только прибавил бы ему веса. Во-вторых, сама партия получила бы шанс на развитие, поскольку она неизбежно разделилась бы минимум на два самостоятельных течения: коммунистическое и социал-демократическое, что предохранило бы ее от развала. В-третьих, непременно появился бы новый важнейший институт власти – Совет республик, который (и только он!) способен был удержать каркас единого государства. В-четвертых, страна получила бы совершенный механизм истинного народовластия, когда граждане избирают Собор (Съезд), который формирует постоянно действующий парламент и избирает президента. Президент формирует правительство, которое подотчетно ему, а в чем-то и парламенту. Таким образом, президент остается подконтрольным Съезду, поскольку может быть им переизбран в соответствии с законодательством.

Конечно, переформатирование властных институтов не протекало бы спокойно и мягко, но оставалась бы надежда уйти от жесткой конфронтации, в первую очередь от конфронтации с Россией. Обсуждался тогда и другой вариант, более приемлемый: выборы президента СССР и Верховного совета всеми гражданами страны (Съезд при этом исключался). К концу 80-х годов большинство партийных функционеров (около 1800 в Москве и несколько сотен тысяч в регионах) были лишены прав и привилегий; выведен за скобки главный штаб аппарата – секретариат, фактически распущены партийные комитеты в министерствах, а на местах власть передана избранным Советам.

Теперь мало кто помнит, но первую попытку разделить партию сделал Никита Хрущев. При нем были образованы сельская и промышленная компартии с единым Центральным комитетом КПСС в Москве, но с двумя областными (республиканскими) комитетами в регионах. Был, скажем, в области один обком КПСС, а стало два – сельский и промышленный. Был один первый секретарь, а стало два. Хрущев, озабоченный положением в стране, судорожно искал возможности повысить эффективность управления, но искал их не в том месте. Партии создаются не по отраслевому признаку, а исключительно на идеологической основе. Попытка Хрущева изначально была обречена на неудачу, с чем он и сам согласился, возвратившись к прежнему строительству партии.

В конце 80-х годов настало другое время. «Перестройка» Горбачева подняла дремлющие пласты общества такого объема и размаха, такого энтузиазма и такого разнообразия мнений, что их было уже не остановить. Требовалась лишь организация и крепкая опора на нее. Такой организацией и опорой тогда могла стать лишь партия, освобожденная от догм и идеологических шор, наученная 70-летним опытом строительства социалистического государства, опытом неудач, успехов, побед и поражений.

Такую партию можно было создать чуть ли не в считанные дни. Сам Горбачев считал, что из 412 членов Центрального комитета КПСС было «две, три, а то и четыре» партии. Но только две из них имели значение: максимально приблизившееся к социал-демократии крыло КПСС во главе с Горбачевым и консервативная, отстаивающая традиционные коммунистические убеждения. Раскол партии стал бы самым быстрым способом создания в СССР многопартийной системы. Важно и то, что им удалось бы развестись, поделив между собой имущество КПСС, органы печати, местные организации, а самое главное, организационный опыт, кадры, поддержку избирателей. Опираясь на закрытые исследования, Горбачев считал, что в результате развода за ним последовало бы 5–7 миллионов членов КПСС. До четырех миллионов членов КПСС могли бы последовать за консерваторами – «вчерашними». И это были бы не «кухонные» партии. Это – реальная сила, оснащенная мировоззрением, идеологией.