Каждый Наследник желает знать… - Светлана Багдерина

Предводитель шептал хотел что-то крикнуть, может быть, остановить своих подданных, приказать отступать – но не успел: мощная каменная лапа прихлопнула его, вбивая в землю как гвоздь в масло.

– Гаденыш… – выдавил сквозь зубы Конро – и получил в грудь плюющийся жидким льдом голубой шар.

– А это что? – яростно рявкнул он, глянул в том направлении, откуда прилетел заряд – и встретился глазами с человеком.

Еще трое рядом с ним вскинули руки – и к лицу горного жителя устремился комок бордового пламени.

– Мать ваша суссура… – разъяренно прищурился Конро, мотнул головой, стряхивая остатки недоуменно потухающего огня, словно пыль, и двинулся к шарахнувшимся в стороны ренегатам сквозь шарахнувшихся в стороны[169]шептал.

Подхватывая упавшие факелы и оружие, в бой рванулся отряд Наследников.

– Мьёлнир-р-р-р!!!..

– Ур-р-р-ра-а-а-а-а!!!..

– Атланда, Атланда!!!..

– Сулеймановы портянки!!!..

– Дае-е-е-е-шь!!!..

Самым разумным для шептал было бы сейчас бросить всё и уйти под землю, как нефть в песок, и они то и дело порывались это сделать… Но в горячке рукопашной схватки, когда промедление даже в долю секунды могло обернуться многовековым ожиданием Страшного Суда, инстинкт самосохранения древнего племени шел по пути наименьшего сопротивления.

Обездвиживай.

Души.

Мечи камни.

Обжигай щупальцами.

Убивай.

Умри…

Яйцелицые, настороженно державшиеся в стороне, по неслышимой команде хозяина двинулись на людей, рассекая мутно-белыми потоками черные волны шептал. Сине-голубые мечи в их руках блестели как молнии, и как молнии поражали встававших на их дороге врагов. Факел в лицо или комок пламени в грудь – и крылатый отступал или падал, иногда больше не поднимаясь, но простая сталь контрабандистов, солдат или шахтеров против них была бессильна. И самым мудрым для людей, как и для шептал до вмешательства гаурдаковой гвардии, было бы сейчас отойти – но в исступленном безумстве боя подземный ход, проделанный демонами, был утерян, и единственным, что могли сказать задыхающиеся, израненные люди – живы они еще или нет.

Свои, чужие, шепталы, люди, яйцелицые, волшебники, демоны, ренегаты, факелы, сталь, камни стихий, сверкающие мечи, визжащая и ревущая над головами и среди сражающихся магия, каменные кулаки, взрывы и вспышки… Огонь, убивающий шептал, синие мечи, убивающие людей, магия, одинаково убивающая людей, шептал и крылатых, огромные кулаки, убивающие всех, синие мечи, отсекающие куски от каменных тел… Поле битвы превратилось в ад,[170]где давно не понятно было, где свои, где чужие и где ты сам…

И поэтому никто не заметил, как четверо ренегатов, словно подталкиваемые невидимой рукой, вышли из боя и бегом, с лицами растерянными и более чем слегка изумленными, направились к далекому угольно-черному бесформенному пятну на земле, откуда на четвереньках вылезали последние покрытые мутной слизью твари – будущие крылатые. Ни одному обладателю даже самой изощренной фантазии было уже не угадать в нем правильную белую окружность, что Адалет начертил всего два часа назад.

Недалеко от пятна, опираясь на валун и покачиваясь от изнеможения, с полуприкрытыми глазами и лицом цвета придорожного снега стоял Гаурдак.

Четверка волшебников остановилась и замерла перед ним с благоговением – бойня за спинами позабыта, словно мимолетный сон.

Высокая фигура, спутанная грива темных с проседью волос до плеч, пряди, спадающие на лоб, черты лица, выступающие резким сине-черным рельефом в сине-черном свете разбуженной ночи, по-аристократически тонкие чуткие пальцы – и аура, дающая странное ощущение того, что находишься в присутствии чего-то большего, нежели простая человеческая оболочка. Ровными мощными волнами, как жар от раскаленной железной печи, исходило от него нечто такое, от чего сердце сбивалось с такта и перехватывало дыхание. Ощущение опасности? Величия? Огромности – как зарождающейся Вселенной?

Или гибнущей?..

Так, наверное, должен был чувствовать себя человек, полетевший к звездам – маленький рядом с чем-то бескрайним, прекрасным и пугающим в своей непознаваемости, но пьянящим крошечный разум восторгом и счастьем сбывшейся мечты…

– Избавитель… Мира?.. – первым заговорил Огмет, нервно теребя опаленную бороду. – Ты… звал нас?

– Да. И вы пришли… мои верные зелоты… опора и надежда… Белого Света… – глаза полубога распахнулись, и на чародеев устремился усталый, но лучащийся добротой и заботой взгляд. – Вы ранены?

– Ничего серьезного! – игнорируя боль в обожженном плече и шее, с апломбом вскинул голову рыжий маг. – Им сейчас хуже! Старику и ренегату!

Гаурдак страдальчески поморщился.

На тот счет, кому сейчас хуже всех, у него имелись свои четко сформировавшиеся представления – но торопить ни события, ни своих приверженцев он не осмеливался, как бы ни хотелось, как бы ни кричало всё его существо, исступленно цепляясь за утекающие, как вода сквозь сито, силы.

Они должны были прийти к победной точке сами. И они придут, если он хоть немного был достоин своего прозвания.

Утомленный взгляд остановился на черноволосой женщине в грязном прожженном мужском костюме неопределенного цвета и с безобразным шрамом на щеке – словно следом чьих-то зубов. В желтых глазах полубога вспыхнули крошечные золотистые искорки – и отблеск их тут же был жадно поглощен глазами колдуньи.

– Избавитель Мира! Я… ты… Боги всемогущие… Я представляла… не представляла… Как мы счастливы тебя видеть! Как я счастлива! – не успев понять, что из сорвавшихся с языка слов было ее собственными мыслями, а что исподволь появилось невесть откуда, Изогрисса прижала руки к груди. – Ты… п-прекрасен…

– Польщен… – слабо усмехнулся Гаурдак, не отпуская ее взгляда, не позволяя ошеломленной своей внезапной смелостью женщине разорвать эфемерную связь между ними. – Много эпитетов пришлось мне услышать в свой адрес… особенно сегодня… но «прекрасным» меня не называл еще никто.

– Это потому что они были слепы! – с кипучим презрением к неизвестным эпитетораздатчикам фыркнула колдунья и продолжила, прежде чем успела подумать: – Твоя красота – особая, нездешняя, но истинно мужская, лучащаяся силой и добротой! За нее можно отдать жизнь… и душу!

Ведьма сконфуженно замолкла, прикусила губу – точно не веря своим ушам и не доверяя своему языку – но глаз от лица полубога отвести не смогла. Янтарный, с играющими золотистыми искорками взгляд ее кумира притягивал, ласкал, успокаивал, обещал – и не отпускал.

– Говорят, женщине такие вещи виднее, – чуть склонил голову, точно признавая правоту собеседницы, Гаурдак. – И услышать слова похвалы из твоих уст мне так же приятно, как и слова поддержки от твоих товарищей.