Каждый Наследник желает знать… - Светлана Багдерина

Впрочем, ждать пришлось недолго.

Неслышно ступая по покрытому белым саваном валуну, откуда ни возьмись, подошел человек.

Или?..

На лицо старика упала тень, он увидел склонившуюся над ним широкоплечую фигуру в темно-синем камзоле, и взгляд пронзительно-желтых хищных глаз с золотыми искорками встретился с его взглядом.

Маг-хранитель хмыкнул. И впрямь, откуда здесь взяться человеку…

– Сколько лет, сколько зим, старина… – вальяжно прошелестел в его голове бархатистый баритон.

Адалет промолчал.

А что он мог сказать? Только в книжках поверженные герои перед лицом неминуемой гибели начинают говорить высокопарные фразы, или язвить и издеваться над победителем, или бросать ему вызов и угрожать готовыми занять их место мстителями. А маг-хранитель выспренных речей говорить не любил, пригрозить Пожирателю Душ ему было нечем – и тот, и другой прекрасно знали об этом, а на соревнования типа «кто кого переострит» у него после нескольких часов выматывающего, на грани возможностей боя, не было ни сил, ни охоты. И если бы полубог спросил у него сейчас заветное желание, то одному долго не пришлось бы его выдумывать, а второму – трудиться над исполнением, потому что всё, чего хотелось и моглось сейчас Адалету – это лежать, не шевелиться, ничего не делать, ни о чем ни думать – а еще лучше спать, спать, спать…[175]

Угадал ли Гаурдак настроение старика, или вспомнил, что в программе развлечений этого вечера имелся еще один пункт, но бросив уклончивое «Мы с тобой еще поболтаем», полубог повернулся к атлану.

– Вот мы и встретились снова, мой рьяный, но неверный приверженец, – впился янтарный взор в горящие ненавистью черные глаза Анчара.

– Моё… слово… нет… – с трудом шевеля губами под сковывающей маской паутины, прошептал атлан.

– А моё – да, – почти искренне улыбнулся полубог. – А заодно хочу сообщить тебе, что твои друзья – прекрасная Изогрисса, доблестный Грюндиг, мудрый Пополь Вух и пассионарный Огмет – не раздумывая вручили мне самое дорогое, что у них было, чтобы я одержал победу здесь и сейчас. И я просто не имею морального права сделать их жертву напрасной.

– Где они?!

– Где-то там, – Гаурдак неопределенно повел рукой, указывая то ли на небо, то ли на безмолвно и терпеливо парящую позади Когорту. – Отдав душу, они обрели крылья. Разве это не символично?

– Ты… ты… ты убил их!!! – Анчар рванулся – но кокон даже не дрогнул.

– Я подарил им вторую жизнь, – меланхолично пожал плечами полубог. – Это больше, чем они получили бы, умерев своей смертью. Если бы я ждал, пока их земной век истечет, прежде чем забрать обещанное, они прожили бы долгую и счастливую жизнь, не сомневайся. Но, увы, у меня не было времени – и пришлось поступить так. Но быть частью моего воинства – разве не об этом они мечтали, когда шли сюда? Так что и это их желание сбылось. Им жаловаться не на что…

Пожиратель подумал несколько секунд и уточнил:

– …Даже если бы они смогли.

– Мою душу… ты… не получишь! – сдавленно прорычал чародей.

– Это тебе так кажется, – одними губами улыбнулся полубог, и атлана бросило в холодный пот.

Но он не отступал.

– Ты можешь забрать… только душу… предложенную тебе добровольно!.. А я никогда…

– О, значит, ты не представляешь, что можно сделать с человеком, чтобы расставание с душой – по собственной воле, заметь – показалось ему наименьшим злом, – бархатистый баритон почти рассмеялся.

– Я… не боюсь боли!

– Значит, ты не знаешь, что такое боль, – приподнял брови Гаурдак. – А еще я могу сделать так, чтобы все шесть или сколько там десятков людей здесь, на плато, чувствовали то, что происходит с каждым из них. И прикажу Когорте заняться одновременно всеми вами.

– Болевой шок… – начал было Анчар, чувствуя, что в районе желудка зародился и стал стремительно увеличиваться в размерах тошнотворный ледяной ком.

– Я бы на твоем месте не рассчитывал на эту лазейку, – усмехнулся полубог. – Я тоже не в первый раз… экстренно изыскиваю подручные резервы, если можно так выразиться. И в ста случаях из ста получаю то, что хочу, хотя видал людей и покрепче тебя и твоих приятелей. Вообще-то, я не садист, и то, что сейчас придется сделать, не доставит мне удовольствия. Почти. И попорченный человеческий материал иногда бывает практически невозможно поставить в Когорту, что тоже минус… Но последнее слово, разумеется, за тобой. Ну? Я ведь не прошу заверений, признаний и речей – если, конечно, у тебя нет на это настроения. Всего одно слово, Анчар. Скажи его – и ты свободен.

Нежное сиреневое сияние, пронизанное ядовито-зелеными струйками, окутало пальцы Гаурдака, сплелось то ли в подобие плети, то ли косы, и потянулось к человеку. Волшебник почувствовал, как оно прошло через паутину кокона, одежду, кожу и коснулось обнажившейся вдруг плоти. Первая легкая волна боли – и даже, скорее, не боли, но обещания ее – прокатилась по ниточкам нервов, превратившихся для нее в широкую дорогу. Они затрепетали, как натянутые струны, готовые разорваться от малейшего прикосновения, тело его напряглось, сердце замолотило в груди, перехватило дыхание, липкий пот покатился по вискам, зубы стиснулись, отсекая вырывающийся вскрик…

– Всего одно слово, мой неверный зелот – и я прощу тебя, – сочувственно заглянул сквозь непрозрачную пелену в расширившиеся зрачки жертвы полубог.

Если бы атлан смог – и нашел, чем – его бы стошнило.

Ожидание боли часто ранит сильнее, чем боль, и ожидание смерти убивает вернее самой смерти, и любой здравомыслящий человек, не раздумывая, сделает всё, чтобы выжить, чтобы продолжить свое существование, какая бы цена за это назначена ни была. Ведь на то, чтобы придумать оправдание своему малодушию, у него будет вся жизнь впереди, а на то, чтобы понять, за что умирает – всего несколько секунд.

Анчар понимал это – и боялся. Боялся боли, боялся смерти, боялся того, что как бы добродетельно он ни жил, и как бы отважно ни умер, Белый Свет будет и дальше плестись своим путем, не заметив его гибели – как не замечал его существования, и раз так, то, может, так ему и надо, огромному, равнодушному, тупому, не понимающему, не сознающему и не ценящему… И что значит всего лишь одно слово по сравнению с тем, что его ждет – и о чем никто не узнает, кроме тех бедолаг, которых угораздило оказаться здесь вместе с ним? Но и им будет всё равно, потому что больше всего они будут заняты собственным благополучием, и собственной болью, и вероятно, почти все из них, не колеблясь, сдадутся на милость Пожирателя. И ради чего тогда всё?..

Но кроме всего этого – и многого другого, что вспоминать и обдумывать не мог он сейчас и не хотел, Анчар понимал и то, что не сможет переступить через себя, сказав Гаурдаку «да», как бы ни были сильны его страхи и сомнения, как не смог бы пройти сквозь скалу или отрастить щупальца, ибо даже самая крохотная мысль о согласии моментально натыкалась в его душе на несокрушимую стену, отлитую из упрямого монолитного «нет».