Янычары в Османской империи. Государство и войны (XV - начало XVII в.) - Ирина Петросян

Багдадский бейлербей Хасан-паша, учтя опыт поражения армии Хаджи Ибрахим-паши, не спешил давать генерального сражения мятежнику. Лишь объединившись с силами бейлер-беев Алеппо и Дамаска, он 15 августа 1601 г. нанес поражение армии Кара Языджи близ местечка Сепетли, вынудив мятежника бежать. Преследуя беглеца, Хасан-паша дошел до Токата, где его действия остановила наступившая зима. Между тем в лагере повстанцев разгорелась борьба за власть. В результате ее в начале 1602 г. Кара Языджи погиб — скорее всего, от рук своих собственных соратников. Его брат Дели Хасан пользовался большим авторитетом среди инсургентов, основную часть которых, как представляется, составляли теперь анатолийские кочевники-туркмены. Только этим можно объяснить кажущиеся несуразными сведения о стремлении главарей повстанцев к созданию «республики» — коллективного правления в виде «совета»281. Речь может идти о попытке возврата к патриархально-общинным, родо-племенным элементам управления, память о которых еще не исчезла в кочевнической и полукочевнической среде анатолийских племен. Именно их участием в рядах повстанцев можно объяснить победы, которые одерживали бунтовщики над посланными против них правительственными войсками. Никакая крестьянская армия не смогла бы противостоять сипахийской коннице Хасан-паши, который весной 1602 г. потерпел поражение под Токатом от войска Дели Хасана282.

Армия Дели Хасана осадила Токат, где укрылся Хасан-паша, и овладела городом. В азиатской части Османской империи не оказалось правительственных войск, способных подавить восстание. Бейлербей Диярбакыра Хусрев-паша, получивший приказ расправиться с бунтовщиком, не сумел этого сделать. Сипахи Дамаска, Алеппо и Мараша, которые должны были принять участие в карательной операции, отказались выступить против Дели Хасана, ссылаясь на близость зимы. Войско мятежников, вбирая в себя все новых недовольных и разрастаясь в пути, двинулось на запад и осадило Кютахью, где укрылся назначенный защитником (мухафызом) Анатолии везир Хафыз Ахмед-паша. Только зимние холода помешали инсургентам овладеть крепостью. Их главарь отправился на зимовку в Карахисар. Перепуганное правительство на этот раз назначило для борьбы с Дели Хасаном Гюзельдже Махмуд-пашу. Однако Дели Хасан счел благоразумным помириться с правительством. Летом 1603 г. в Стамбул с чрезвычайной миссией прибыл его ближайший сподвижник Шахверди с просьбой о прощении. Правительство предпочло согласиться с предложением о мире и обещало Дели Хасану дать в управление Боснийский санджак283. Перебравшись со своими людьми в Румелию, Дели Хасан и здесь действовал не как правительственный чиновник, а как бунтарь и в конце концов был казнен по приказу султана.

Мятежи в Анатолии и многочисленные неудачные попытки борьбы с ними лишний раз показали ослабление центральной власти, неспособность военно-феодальной структуры быть прочной опорой государства, падение авторитета турецких султанов и его административного аппарата, более не справлявшихся в полной мере с управлением империей, потерю эффективного контроля над классом сипахи и регулярной армией. На разрушение старых социальных структур и связей указывает не только реально начавшееся массовое уклонение сипахи от своих военных обязанностей, но и растущие попытки верхов проанализировать причины нарушения «былого порядка в государстве» с целью его восстановления. Огромная Османская империя, достигшая пика своего политического могущества, проявляла все признаки начавшегося упадка. Дальнейшая ее экспансия представлялась уже невозможной в силу объективных внутренних и внешних причин. Однако далеко не сразу внутри государства это было осознано в полной мере. Идея экспансии, «борьба с неверными» еще долго продолжали оставаться доминирующими идеями общественного сознания, заставляя османских султанов действовать в привычном русле внутренней и внешней политики.

Одновременно с борьбой против анатолийских мятежников Османская империя продолжала войну с австрийскими Габсбургами. Летом 1600 г., уже со ставшим привычным запаздыванием, начались приготовления к очередной военной кампании. Турки не оставляли надежды отвоевать отнятый у них Эстергом, но сомнительность победы была очевидной. Войско, проведшее зимовку в Белграде, двинувшись в глубь венгерских земель, осадило небольшую крепость Бабоча и на третий день осады овладело ею, вернее, ее предпочли сдать на условиях договора сами защитники. Затем мухафыз Буды Тирьяки Хасан-паша получил приказ овладеть крепостью Каниса. Выполняя поставленную задачу, по пути к крепости он захватил с собой австрийских наемников из Фехервара (Секешфехервар), перешедших на сторону турок из-за невыплаченного им обещанного жалованья. (У стен Канисы «франкам» было приказано рыть траншеи впереди от траншей янычар.) Было ясно, что захватить крепость можно лишь засыпав глубокий ров с водой. При помощи плетеных платформ и сложенных поленниц турки сумели подобраться к крепостным стенам и один из многих произведенных ими пушечных выстрелов вызвал случайно взрыв порохового склада в крепости. Тем не менее ее защитники и не думали сдаваться. На подмогу к ним прибыло войско австрийцев и атаковало турецкие позиции. Печеви описывает одну из атак, во время которой сипахи, попытавшиеся отразить неожиданное нападение, были накрыты метким огнем из мушкетов. В бой были экстренно брошены янычары, однако, спасаясь от мощного огня противника, они обратились в бегство, бросив на поле боя без защиты знаменосцев некоторых бейлербеев, а также самого янычарского агу с несколькими не покинувшими его людьми. Воспользовавшись возникшим замешательством, австрийцы сумели выкатить свои пушки на столь близкие позиции, что начали обстреливать турецкие траншеи. Не имея возможности совершать маневры, турки до вечера беспомощно простояли под огнем противника, в то время как неприятельские пехотинцы, не теряя времени, начали устраивать гнезда для пушек прямо напротив турецкого лагеря, к утру беспрепятственно закончив свою работу.

С рассветом турецкое войско смогло все же построиться для дачи сражения во главе с сердаром, готовым возглавить атаку. Как обычно, перед всадниками-сипахи были выставлены янычары. Противник начал атаку первым, и янычары сразу же обратились в бегство, увлекая за собой сипахи. Вместо густых рядов турецкой пехоты и конницы на поле боя остались лишь знаменосцы и офицеры. Беглецы старались укрыться в близлежащем лесу и болотце. От полного разгрома турецких позиций, как и самого сердара, Ибрахим-пашу, спас лишь опустившийся туман, не позволивший противнику вести прицельный и точный огонь. Столь поспешное бегство турецкой армии еще до начала настоящего сражения показалось австрийцам подозрительным. Искушенные в военной тактике, они сочли это военной уловкой и заманиванием в ловушку. В течение восьми дней, сбитые с толку и не веря в обыкновенное бегство противника, они простояли у стен крепости наготове, ожидая подвоха. И наконец, за отсутствием врага, покинули позиции. Наблюдавшие за всем этим защитники крепости, по их уходе, предпочли сдаться. Посланный в качестве парламентера чавуш Синан принял участие в составлении документа о сдаче крепости, и гарнизон, по условиям заключенного договора, беспрепятственно покинул ее. Столь счастливое окончание дела при бесславном бегстве турецкого войска дало хронисту Ибрахиму Печеви основание заметить, что в данном случае не обошлось без прямого вмешательства Всевышнего284.