Крошка Доррит. Книга вторая - «Богатство» - Чарльз Диккенс

— Да, да, я знаю, что означает вашпронзительный взгляд; но напрасно стараетесь, меня этим не запугаешь. Ужсколько лет я твержу вам, что вы самая упрямая и своевольная женщина на свете.Вот что вы такое. Называете себя смиренной грешницей, а на самом деле вы —воплощенное высокомерие. Вот что вы такое. При каждой нашей стычке я вамговорил: вы хотите, чтобы все и вся подчинялось вам, ну а я не подчинюсь — выготовы проглотить живьем каждого, с кем имеете дело, ну а я не дамся. Почему выне уничтожили бумагу, как только она очутилась у вас в руках? Я вам советовалсжечь ее — но где там! Разве вы слушаетесь чьих-либо советов? Вам, видите ли,предпочтительней было сберечь ее. Вы, видите ли, еще, может, надумали бы датьей силу. Как бы не так! Будто я не знаю, что вы никогда не рискнули бы сделатьто, что могло навлечь на вас оскорбительное для вашей гордости подозрение. Новы любите обманывать себя подобными выдумками. Ведь и сейчас вы стараетесь себяобмануть, представляя все так, будто вы сделали это не потому, что вымстительная, жестокосердая женщина, страшная в гневе, не знающая ни пощады, нижалости, но потому, что господь бог избрал вас своим орудием наказаниявиновных. Да кто вы такая, чтобы господь бог избирал вас своим орудием? Может,на ваш взгляд, это религия, а на мой — одно притворство. И давайте уж говоритьначистоту, — сказал мистер Флинтвинч, скрестив на груди руки и превратясь волицетворение запальчивого упорства. — Сорок лет вы допекали меня (хоть я виделвас насквозь) этой игрой в возвышенные чувства, весь смысл которой был в том,чтобы дать мне почувствовать свое превосходство надо мной. Я вам отдаю должное— вы женщина недюжинного ума и недюжинных способностей; но ни при каком уме ини при каких способностях нельзя сорок лет безнаказанно допекать человека. Такчто ваши пронзительные взгляды меня не запугают. А теперь перехожу к истории сзавещанием и советую слушать меня внимательно. Вы спрятали бумагу в укромноеместо, о котором знали только вы сами. Тогда вы еще были здоровы и в случаенадобности легко могли достать ее из тайника. Что же происходит дальше? В одинпрекрасный день вас разбивает паралич, и вы уже не можете достать бумагу вслучае надобности. Долгие годы она лежит, спрятанная в этом, только вамизвестном, тайнике. Но вот наступает срок возвращения Артура, со дня на день онможет появиться в доме, и кто знает, в какие углы и закоулки ему вздумаетсязаглянуть. Я говорю вам сто раз, тысячу раз: не можете достать бумагу сами,скажите мне, я достану, и мы бросим ее в огонь. Так нет же — одной владетьсекретом, это дает приятное ощущение могущества, а уж по этой части вынастоящий Люцифер в женском роде, какой бы смиренницей ни прикидывались насловах. Наконец в один воскресный вечер приезжает Артур. Не успев и десятиминут пробыть в вашей комнате, он заводит разговор об отцовских часах. Выпрекрасно знаете, что в ту пору, когда его отец посылал вам эти часы, всяистория уже давным-давно отошла в прошлое и «Не забывай» могло означать толькоодно: не забывай о своем преступлении. Отдай деньги тому, кому они принадлежат!Встревоженная настойчивостью Артура, вы решаете, что бумагу и в самом деле порауничтожить. И вот, перед тем как лечь в постель с помощью этой бесноватой, этойИезавели, — мистер Флинтвинч ощерился на свою благоверную, — вы, наконец,признаетесь мне, что спрятали бумагу в подвале, среди старых книг и счетов —признание, надо сказать, весьма своевременное, ибо на следующее же утро Артуротправился в этот самый подвал. Но нельзя жечь бумагу в воскресенье! Нет, вашанабожность вам этого не позволяет; нужно ждать до полуночи, когда наступитпонедельник. Это ли не называется допекать человека! Ну что ж, я не такнабожен, как вы, а потому, будучи нисколько раздосадован, не стал дожидатьсяпонедельника и, взглянув на бумагу, чтобы напомнить себе ее вид, отыскал другойтакой же пожелтелый от старости листок — в подвале их много валяется, — сложилего по образцу вашего, и после двенадцатого удара часов, подойдя к камину,сделал при свете лампы маленький фокус-покус и сжег не ту бумагу, а другую. Мойбрат ЭФраим с вашей легкой руки избрал своим промыслом надзор за сумасшедшими(жаль, он не догадался на самого себя надеть смирительную рубашку!), но ему невезло. Умерла его жена (это, впрочем, еще невелика беда; я бы на его местетолько радовался); нажиться на сумасшедших не удавалось; а тут еще вышланеприятность из-за одного пациента, которого он чуть было не изжарил заживо,стараясь прояснить его разум; и в довершение всего он запутался в долгах. Вконце концов он решил бежать из Англии с теми деньгами, которые ему удалосьнаскрести, и небольшим пособием, полученным от меня. В ту ночь на понедельникон был здесь — дожидался погоды, чтобы ехать пакетботом в Антверпен (вы, верно,возмутитесь, если я скажу: жаль, что не к черту!) — в Антверпен, где емусуждено было повстречаться с этим джентльменом. Он проделал длинный путьпешком, и я думал, что его клонит ко сну от усталости; теперь я понимаю, что онбыл пьян. В то время, когда мать Артура жила под присмотром его и его жены, онабез конца писала письма, огромное количество писем, большей частью адресованныхвам и содержавших в себе признания и мольбы о пощаде. Мой брат время от временипередавал мне целые пачки этих писем, Я рассудил, что отдавать их вам все равночто сразу бросать в огонь, так уж лучше я буду складывать их в шкатулку иперечитывать на досуге. А после возвращения Артура, решив, что пресловутыйдокумент теперь держать в доме опасно, я спрятал его вместе с письмами, запершкатулку на два замка и отдал брату, с тем что он будет хранить ее у себя, покая не напишу ему, как быть дальше. Я писал, и не раз, но все мои письмаоставались без ответа, и я не знал, что предположить, пока нас не удостоилсвоим посещением этот джентльмен. Разумеется, я сразу же заподозрил истину, атеперь мне и без его объяснений нетрудно представить себе, как мой братец(лучше бы ему проглотить собственный язык!) выболтал ему кое-что между рюмкой итрубкой, а из бумаг, лежавших в шкатулке, он узнал остальное. Напоследок хочусказать вам одно, меднолобая вы женщина: я так и не знаю, пустил бы я этуприписку в ход против вас или нет. Скорей всего, нет; мне довольно было бысознания, что я одержал над вами верх и что вы в моей власти. Но обстоятельстваизменились, и больше я вам сейчас ничего не скажу; остальное узнаете завтравечером. А свои грозные взгляды приберегите для кого-нибудь другого, — добавилмистер Флинтвинч, завершая эту длинную речь крутым оборотом винта, — меня, явам уже сказал, этим не проймешь.

Она медленно отвела глаза и уронила голову наруку. Но другая ее рука с силой уперлась в стол, и все тело снова как-тостранно напряглось, будто она хотела встать.

— Нигде вы не извлечете из вашего секретабольшей выгоды, чем здесь. Никто не даст вам за эту шкатулку больше меня. Но яне могу сейчас заплатить вам сполна всю сумму. У нас затишье в делах. Скажите,сколько вы хотите получить на первый раз и чем гарантируете мне свое молчание.