Блеск шелка - Энн Перри

– Возможно, ты захочешь уехать, – запинаясь, сказал он, – хоть я и не могу представить себе это, особенно сейчас. Конец слишком близок. Армии Карла Анжуйского осадили Берат.

Берат был крупной византийской крепостью в Албании, расположенной всего в четырехсот пятидесяти милях от Константинополя. Он служил ключом к важнейшей сухопутной дороге, идущей к столице с запада.

– Когда Берат падет, – продолжал гость, – Константинополь будет лежать перед врагами открытый и беззащитный. У императора нет армии, которая была бы в состоянии выдержать нападение с суши – или с моря, когда прибудет венецианский флот. Возможно, это даже не понадобится. Они смогут взять все, что захотят, из еды и запасов – и отправиться по морю в Акку.

Зоя застыла, словно, выразив угрозу словами, он сделал ее реальной.

– Зоя? – окликнул он.

Но женщина не ответила. Ей нечего было сказать, и она восприняла эту новость молча. Так наступает ночная тьма – без единого звука.

Гость перекрестился и ушел.

Ее детские кошмары вернулись. Зоя проснулась в темноте, обливаясь пóтом. Даже сейчас, зимней ночью, ее тело опалило жаром, который по-прежнему хранила память. Сколько еще эти ужасы будут оставаться в ее снах? И когда едкий дым, крики и лязг стали превратятся в реальность? Перед глазами Зои встала картина: ее мать в разорванной одежде, с залитыми кровью бедрами; ее лицо искажено ужасом. Она пытается отползти прочь, чтобы защитить своего ребенка…

Утром Зоя увидела, что все вокруг собирают вещи, готовясь покинуть город, если ситуация изменится к худшему. Люди сбивались в маленькие группки на углах улиц и останавливали каждого прохожего, чтобы узнать, нет ли новостей.

Зоя сложила свои драгоценности и артефакты, необычайно красивые вещи, бронзового крылатого коня, золотые ожерелья, блюда, кувшины, реликвии, инкрустированные дорогими камнями, статуи и украшенные эмалью кувшины, и продала все это.

На вырученные деньги купила огромные бочки со смолой и установила их на крыше своего дома. Она сама сожжет этот город и уничтожит римлян в этом пламени, прежде чем позволит, чтобы они снова заняли Константинополь. На этот раз она умрет в огне, но ни за что не покинет свой город. Пусть уезжают, раз они такие трусы. Если нужно, она сделает это одна. Она ни за что не сдастся, не убежит.

В феврале 1281 года Паломбара наконец вернулся в Рим. Когда на следующее утро после приезда он шел к собору Святого Петра, к Ватикану, на улицах слышался слабый взволнованный гул. Несмотря на холодный ветер и на начинающийся дождь в воздухе чувствовалось напряжение.

Паломбара вышел на площадь, пересек ее и подошел к ступеням дворца. У подножия лестницы стояла группа молодых священников. Один из них засмеялся. Другой тихо пожурил его по-французски. Они заметили Паломбару и вежливо заговорили с ним на итальянском с сильным акцентом.

– Доброе утро, ваше высокопреосвященство.

Паломбара остановился.

– Доброе утро, – ответил он. – Я прибыл прямо из Константинополя, провел в море несколько недель. У нас уже есть новый понтифик?

Один из молодых людей широко раскрыл глаза:

– О да, ваше высокопреосвященство. У нас снова воцарился порядок и вскоре будет мир. – Молодой человек перекрестился. – Благодаря его величеству королю двух Сицилий.

Паломбара замер:

– Что? Как он может повлиять на порядок в Риме?

Молодые люди глянули друг на друга.

– Его святейшество восстановил его в должности римского сенатора, – ответил один из них.

– После своего избрания, – уточнил Паломбара.

– Конечно. Войска его величества окружали папский дворец в Витербо до тех пор, пока кардиналы не приняли решение. – Молодой человек широко улыбнулся. – Это чудесным образом очистило их разум.

– И помогло принять решение достаточно быстро, – добавил другой со смешком.

Паломбара почувствовал, что его сердце стучит чуть ли не в горле, мешая ему дышать.

– И кто же стал понтификом?

Несомненно, это был француз.

– Симон де Бри, – ответил один из его собеседников. – Он взял себе имя Мартин Четвертый.

– Спасибо, – с трудом выдавил из себя Паломбара.

Французская фракция победила. Это были худшие новости, которые он мог услышать. Легат повернулся, собираясь подняться по ступенькам.

– Его святейшества здесь нет, – крикнул ему в спину один из молодых людей. – Он живет в Орвието или в Перудже.

– Римом управляет его величество король обеих Сицилий, – услужливо добавил другой молодой человек, – Карл Анжуйский.

В последующие дни Паломбара смог оценить масштабы победы Карла Анжуйского. Легат полагал, что преодоление раскола между Римом и Византией было свершившимся фактом, но последние сомнения в ошибочности такого мнения отпали, когда он подслушал разговоры о том, как Карл наконец покончит с предательством Михаила Палеолога и силой добьется истинного повиновения, настоящей победы христианства.

Наконец, в один из редких приездов папы Мартина Четвертого в Рим, за Паломбарой послали. Ритуалы были такими же, как и прежде, – заверения в лояльности, знаки взаимного уважения и, конечно, вера в окончательную победу.

Паломбара посмотрел на Симона де Бри, Мартина Четвертого, на его аккуратную белую бородку и блеклые глаза, и ощутил холод в душе. Ему не нравился этот человек, Паломбара ему не доверял. Де Бри провел многие годы в должности советника по дипломатическим вопросам при короле Франции. А старые привязанности быстро не меняются.

Глядя на грубое, широкое лицо нового понтифика, Паломбара был абсолютно уверен, что точно так же он сам не нравится папе и тот ему не доверяет.

– Я читал ваш отчет о Константинополе и упрямстве императора Михаила Палеолога, – заговорил Мартин на латыни, но с сильным французским акцентом. – Наше терпение исчерпалось.

Паломбара задумался, говорил ли новый папа римский во множественном числе, потому что решил, что его титул приравнивал его к особам королевской крови, или же он имел в виду себя и всех своих советников. Легат все больше боялся, что главным советником папы был Карл Анжуйский.

– Я хочу, чтобы ты вернулся в Византию, – продолжал Мартин, не глядя на Паломбару, словно его мнение не имело никакого значения. – Они знают тебя, и, что более важно, ты знаешь их. Ситуация должна разрешиться. Все это слишком долго тянется.

Паломбара спросил себя, почему понтифик не пошлет француза, но, как только эта мысль пришла ему в голову, он уже знал ответ. Его ждет бесславный провал. Он встретился взглядом с Мартином. В глазах понтифика светилась холодная насмешка.

Мартин поднял руку в благословении.

Начался март. Джулиано сидел в личных покоях нового дожа, распахнутые окна которых выходили на канал, любовался переменчивой игрой света на воде и вслушивался в дыхание моря, лениво ворочавшегося во сне.