Алмазные псы - Аластер Рейнольдс

Мы в конце концов двинулись по левому из трех тоннелей. Он вел немного под уклон, постепенно лед под ногами сменился камнем, и стало понятно, что теперь на следы Тетеревой ориентироваться бессмысленно. Жилы в стенах по-прежнему сверкали и переливались, сплетаясь то в хитроумные узлы, то в длинные полосы. В голову настырно лезло сравнение с нервной системой живого существа, каким-то неведомым образом внедрившегося в древнюю толщу скал.

– Что с твоим скафандром, Ленка? – спросил вдруг Рашт.

Ленка замедлила шаг:

– А что такое?

– Ты где-то набрала немного этого свечения. Наверное, когда продиралась через отверстие.

– Вы тоже, – сказала я, разглядывая капитана.

Быстро осмотрела себя. Светились мы все, обезьяна в том числе. У меня полоса серебристого свечения протянулась по правому рукаву, которым я, должно быть, мазнула о стену. И спина наверняка тоже светится, просто я не вижу.

Я коснулась мерцающей полоски, желая ее стряхнуть. Едва мои пальцы до нее дотронулись, свечение моментально перетекло и на них. Это произошло со стремительностью, которая меня напугала; так хищник нападает на жертву из засады. Я уставилась на перчатку, пальцы которой мягко пульсировали серебром. Сжала кулак, разжала. Скафандр вел себя ровно так же, как до сих пор, как было после вынужденного купания, и какого-либо воздействия на него я не ощутила.

– Нанотехнологии, – сказала я. – Скафандр их не опознает. Мне это не нравится.

– Будь они враждебными, мы бы уже в этом убедились, – ответил Рашт. – Идем же. Ну?

Нам стоило образумиться и повернуть обратно там и тогда. Все могло бы сложиться совершенно иначе.

Следующая пещера оказалась залом ужасов.

Просторная, как и предыдущая, она имела ту же форму, и из нее тоже уводил тоннель. Но на этом всякое сходство заканчивалось. Здесь содрогавшиеся в муках гуманоидные тела были повсюду, неведомые творцы не ограничились гротескными фигурами на потолке. Мы узрели телесные формы, трехмерные воплощения страданий, изувеченные, распотрошенные тела, торчавшие из стен, точно побитые непогодой и временем ростры старинных парусников. Эти тела были не из камня, не из загадочной серебристой субстанции, а из какой-то смеси того и другого. В полумраке искрились грудные клетки и туловища, распростертые руки, головы, вывернутые в бесконечной агонии… На сей раз нельзя было сказать, что фигуры лишены лиц, но эти лица казались неправильными, что ли. Или сплошные глаза, или одни рты, разинутые в оскорбительных ухмылках, или вовсе чудовищные кошмары, словно проступавшие прямо из скалы. Непрошеной явилась и поразила меня в самое сердце мысль о том, что это души пленников камня, невесть сколько промаявшиеся в заключении, но нашедшие все-таки способ вырываться, пусть не до конца. Я не знала, то ли радоваться тому, что эти души не сумели освободиться полностью, то ли горевать и страдать, ибо в камне, это же очевидно, заключены тысячи других душ, алчущих свободы…

– Ненавижу это место, – негромко произнесла Ленка.

Я утвердительно закивала:

– Не ты одна.

Неожиданно вспомнилось предложение устроить в тоннеле взрыв, и мне пришло на ум, что это, пожалуй, не такая уж дурная идея. Само существование этого подземного зала ужасов казалось оскорблением всего сущего, и я поняла, что мой моральный долг побуждает стереть ее из вселенной.

Поставить заряды на максимальную задержку. Вернуться к модулю. Получится, если поспешить. Если никто не застрянет в узкой горловине.

Так. Или не так.

В этот миг треклятая обезьяна исхитрилась вырваться.

Наверное, Канто спятил от страха, а проводок распустился, когда обезьяну волокли сквозь узкую каменную горловину. Так или иначе, животное с истошным визгом помчалось прочь, обратно к дырке в стене.

Мы все какое-то время молчали. Повисла глубокая тишина, будто мы трое вдруг превратились в безмолвные статуи. Даже после бегства Канто никто не проронил ни слова. Нам словно чудилось, что любой звук будет воспринят каменными уродами в стенах как сигнал выбираться наружу.